Эта новость лишила ее выдержки так же быстро, как профессиональный карманник лишает своих жертв денег. Мне потребовалось много времени, чтобы ее утешить. В какой-то миг один из стражников подошел, чтобы посмотреть, что происходит, и я вся напряглась от ужаса. Однако он, увидев, что Санджа плачет, не повел и бровью, словно это случалось постоянно. Я вдруг подумала, что она, наверное, переносила свое заключение вовсе не столь мужественно, как пыталась показать.

Прошел приблизительно час, а может, и больше, и лишь тогда Санджа снова смогла говорить. Все это время она лежала, уткнувшись лицом в вонючую солому, и безутешно рыдала, однако ее слезы наконец иссякли. Когда Санджа снова посмотрела на меня, она разительно изменилась. Я больше не видела дерзкую, беспечную пленницу, давно смирившуюся со своей участью. Передо мной оказалась напуганная юная девушка, чью душу разбили на мельчайшие осколки и последние запасы сил которой были истощены.

– Мне очень жаль, – должно быть, в сотый раз сказала я.

Она жестом попросила меня замолчать.

– Я все гадала, – произнесла она. Теперь ее голос звучал тихо, едва слышно. – Примерно месяц или два назад что-то произошло. Поднялась какая-то… суматоха. Стражники стали по-другому ко мне относиться. Все о чем-то шептались, срывались друг на друга. И… вы подумаете, что я сошла с ума, но у меня было ужасное предчувствие. Я почувствовала, что ее больше нет. Что небольшая частичка меня исчезла, словно кто-то… – она показала, будто пальцами сжимает фитиль, – …погасил огонек свечи.

– Она наверняка не знала, что вы здесь, – сказала я.

Санджа покачала головой.

– Она знала. Не представляю, какими неправдами и угрозами отец заставил ее молчать. Но он уже давно сломил ее дух. А она и раньше не отличалась мужеством.

Я представила, как Бауэр говорил своей жене, что Фишер и Вогт убили ее сына и сделают то же самое с дочерью, если она хоть что-нибудь скажет.

Мы снова притихли. Несмотря на множество имевшихся у меня вопросов, я не хотела давить на нее. Я принесла Сандже одну из самых худших вестей, какую только может получить человек, причем сделала это небрежно, не подумав.

– Вы говорили, что это дело расследует Правосудие? – наконец спросила она. – Какую бы боль ни принесло мне это преступление, его вряд ли можно возвести в ранг государственных.

– Мы занимаемся самыми разными делами, – сказала я, осознавая, что говорю словами Вонвальта, – от мелкого воровства до государственной измены.

Санджа хмыкнула.

– Его приезд точно заставил разбежаться самых трусливых. И как продвигается ваше расследование?

Я обвела рукой камеру. Несмотря ни на что, Санджа громко хохотнула, но сразу же притихла, подавленная горем и чувством вины. До и после того дня я неоднократно видела, как люди получают вести об утрате дорогого, любимого человека. Я знала, что способов справиться с горем было столько же, сколько людей на земле. Некоторые падали навзничь, другие начинали смеяться от потрясения и не могли остановиться. Сандже, похоже, была свойственна та реакция, которую я считала наиболее распространенной: сначала она поддалась горю, но затем ее разум на время прояснился. Самая гнетущая тоска должна была охватить ее лишь в грядущие дни.

– Как убили мою мать?

– Ее ударили по голове, – сказала я. – Мы не знаем, кто именно это сделал, – прибавила я затем, предваряя ее следующий вопрос. – Впрочем, мы думаем, что это был не ваш отец.

Санджа усмехнулась. На ее лице читалась горечь.

– Почему?

Я потрепала подол своей ночной рубашки.

– Этого мы тоже не знаем, это лишь догадка.

– Не очень-то много вы знаете, – с толикой раздражения сказала Санджа.

– Мы знаем достаточно, – сказала я, сама немного вспылив. – Я же здесь, разве нет?

– А где Правосудие?

– Гораздо дальше, чем мне бы хотелось, – буркнула я. – Вы знаете человека по имени Фенланд Грейвс?

– Я видела его раньше. Он работает в казначействе, один из самых доверенных людей моего отца.

Я кивнула.

– Мы допрашивали людей в Долине Гейл. Следы привели нас к нему.

– И что же он сказал в свое оправдание?

– Немногое, – сказала я. – Он мертв.

– И поделом ему, – со злостью сказала Санджа. – Что с ним случилось?

– Наш пристав убил его.

– Грозодец?

Я помедлила.

– А вам действительно многое известно, – настороженно сказала я, и выражение ее лица изменилось. Я вдруг осознала, что одна монастырская девчонка меня уже одурачила. Мог ли это быть очередной изощренный обман? Передо мной точно сидела Санджа Бауэр, любой смог бы разглядеть в ее лице отцовские черты. Но, возможно, заговорщики каким-то образом переманили ее на свою сторону? Вонвальт рассказывал мне истории, когда жертвы похищений влюблялись в своих похитителей, причем настолько, что даже защищали их на суде.

– Вы меня подозреваете, – ошеломленно сказала Санджа. Она вцепилась в свои отвратные одежды. – Посмотрите на меня. Принюхайтесь, ради Немы, если вы каким-то чудом еще ничего не почувствовали. Неужели вы думаете, что я стала бы так издеваться над собой, если бы могла этого избежать?

Я хмыкнула, не обращая внимания на ее страдальческий вид. Мое дружелюбие вдруг куда-то испарилось.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Послушайте, неужели вы думаете, что если бы они хотели вытянуть из вас сведения, то стали бы тратить время на подобный обман? Что они воспользовались бы мной как приманкой? Да они бы жгли вас каленым железом. Они знают, что круг сужается. Они привлекли слишком много внимания к себе и к монастырю. У них нет ни времени, ни терпения, чтобы изощряться и обманывать.

– Нет, – сказала я. – Нет, я так не думаю. Они не станут пытать меня. Они не посмеют. По крайней мере, пока рядом Правосудие. Он знает, что я здесь, и он знает все ключевые фигуры этой игры. Если они причинят мне вред или убьют, то потеряют единственный рычаг давления на него. – Только произнеся эти слова, я в полной мере осознала их правдивость. Да, я была в плену, но только и всего. Пусть Вогт и ударил меня по лицу, но я сомневалась, что он пошел бы дальше. Я потрогала рану – она болела и в таких условиях могла быстро загнить. Нужно было промыть ее вином.

– Послушайте, – с растущим отчаянием сказала Санджа. – Я же вам говорила, что стражники кое-что мне рассказывают. Вы прибыли в город перед праздником Зимних Холодов, верно? Они говорили, что Правосудие приехал со своими слугами – грозодским мечником и миловидной девушкой-секретарем. Больше они мне ничего не рассказали, лишь то, что Правосудие расспрашивал людей по всему городу. Я только видела, что они