— Чего еще? — недовольно огрызнулся тот.

Девчонка протянула руку, указывая на пришлых. У нее и у парней, что тесали дерево, были одинаковые серые глаза и белесые, совсем незаметные брови.

Парень с размаха всадил топор в смоляную древесину, вытер потные руки о рубашку, направился к Хареку. Айша и Гюда молча ожидали за спиной берсерка.

Подойдя, парень бегло оглядел потрепанную одежду желтоглазого, уважительно покосился на топор и нож на его поясе, зацепился взглядом за оберег на шее и, вопреки всем обычаям, назвался:

— Гурт, сын Иста.

Признав в Хареке северянина, он назвал себя на северный манер, по имени отца. Обернулся к поджидающей подле другого парня девчонке, мотнул головой на распахнутую дверь дома. Девочка быстро юркнула внутрь.

— Что привело воина из фьордов в наши земли? — спросил Гурт.

Воинами из фьордов называли только урман. Айша удивилась, как быстро парень определил в желтоглазом берсерке воина и урманина.

Харек не ответил. Молча полез куда-то за пазуху, выудил оттуда маленькую деревянную фигурку на кожаном гайтане, протянул парню:

— Отдай это отцу.

Гайтан обвивал сильные пальцы Харека, фигурка раскачивалась, кружилась, словно нарочно подставляя солнцу темные бока.

— Что это? — удивился Гурт.

— Он знает. — Харек вложил оберег в ладонь опешившего парня, развернулся и пошел прочь со двора. Айша поспешила за ним, а Гюда осталась, бестолково таращась на круглый дом. Она нагнала Айшу, лишь когда та огибала каменную загороды.

Запыхавшись, княжна сбавила шаг, засеменила рядом, то и дело косясь на болотницу.

— Плачут. — Она махнула рукой в сторону Шулигиного дома, возмущенно повторила: — Там — плачут.

Болотница постаралась не обращать внимания ни на нее, ни на доносившийся со двора горестный женский вопль. Он тонкой нитью потянулся над рекой, коснулся спины Харека. Волк ускорил шаг, но крик вился над головами путников, вползал в уши. Грудь берсерка заходила ходуном, будто он очень быстро и долго бежал, веки у самых глаз покраснели, взгляд стал злым, колючим, как снег в грудене.

— Надо вернуться. — Айша чувствовала, что крик тянет ее обратно на незнакомый двор, точно пойманную на крючок рыбину.

— Нет, — сказал Харек.

Гюда обогнала его, склонила голову, прислушиваясь к разговору.

Она понемногу приходила в себя, хотя по ночам кричала, а поутру ее тошнило и после рвоты она долго плакала, отбиваясь от пытающейся успокоить ее болотницы. Ее живот еще не был заметен, но наметанный взгляд мог уловить под грязной тканью юбки едва различимую округлость. Подобно всем беременным, Гюда часто прикрывала ее руками, то ли поддерживая, то ли успокаивая своего еще не родившегося ребенка. И теперь — сложила руки на животе, беспокойно озираясь.

Сзади застучали быстрые шаги. Изза поворота выскочила растрепанная рыжеволосая девчонка, обвела недавних гостей ошалелым взглядом:

— Погодите!

Айша остановилась, потянула Харека за рукав. Он покачал головой, не собираясь останавливаться. Девчонка кинулась перед ним, принялась пятиться, заступая путь и бормоча так быстро, что Айша едва различала слова:

— Просим вас… Отец кланяется…

Волк смотрел на нее, словно на камень, упрямо шел вперед.

— Надо вернуться, — повторила Айша.

Рыжеволосая посланница вытянула руки перед собой, уперлась ладонями в грудь берсерка. Неожиданно она стала чем-то похожа на Шулигу: то же упрямство, те же широкие скулы, плоский короткий нос, маленький рот и серые глаза, почти без ресниц. На заголившихся худых руках виднелся след ожога, корежил белую кожу от плеча до локтя. Заметив взгляд болотницы, девчонка закусила губу, тряхнула головой, отбрасывая с глаз рыжую челку и вдруг твердо и резко, совсем как Шулига, произнесла:

— Не пущу! Нельзя так! Не по-человечески это!

"…На сестру поглядит. Когда меня замуж отдавали, она еще маленькая была, а нынче, верно, уже невестится…" — вспомнились Айше слова Шулиги.

Какое-то время все молчали. В тишине Айша слышала лишь свое сердце и прерывистое дыхание девчонки. Харек остановился, его пальцы сжались в кулаки, скрылись за спиной, словно он боялся ударить девочку, и Айша вдруг поняла, почему он не хочет остаться в родном доме Шулиги. Он боялся. Бесстрашный желтоглазый берсерк, наводивший ужас на самых отважных из детей Одина, боялся, что дом Шулиги напомнит ему о той, которую он потерял, что в теплых стенах его горе выплеснется наружу захватит с головой, сделает слабым и беззащитным. Что боль, скрытая глубоко внутри, станет невыносимой, и он, не замечавший ран, не справится с нею…

Когда-то Айша тоже так думала…

Она отодвинула девчонку от Харека, потянулась к нему, обвила руками крепкую шею, коснулась губами уха.

— Не смей, — выдохнула почти беззвучно. — Это — тоже битва. Твоя.

Мельком углядела дрогнувшие губы берсерка, отлепилась от него и пошла назад, в странный круглый дом, где некогда бегала такая же смешная и упрямая девочка, как та, что заставила их вернуться. Прежнюю звали Шулигой…

В первые дни разлуки с близкими Марго ослепла и оглохла от горя. Страх притупился, и она даже не испугалась, когда Ардагар подвел ее к дверям той пристройки, за которой скрывался черноволосый викинг.

— Я — твой господин, — сказал Ардагар, — но ты будешь служить моему другу день и ночь и сделаешь все, что он пожелает. Ты поняла?

Марго поняла. Она даже обрадовалась — быстрая смерть избавила б ее от боли. По словам матери, викинги умели только убивать.

Но мать солгала. Прошел первый месяц весны, Марго уже почти два десятка дней ухаживала за викингом, а он вовсе не пытался ее убить. Он просто не замечал ее. Его раны понемногу зажили, он все чаще выходил за монастырский двор, садился, привалившись спиной к стене, и долго смотрел куда-то за поля и даже за далекую полосу леса. А вернувшись домой, молча съедал то, что приносила с обеденного стола Марго, отдирал присохшие к телу повязки, мазал раны вонючей мазью, добытой монахами, и заваливался спать. Он мало говорил, вернее, он вообще не говорил с Марго. Куда больше с ней общались монахи. Рассказывали, как варги захватили монастырь, как предательница Ингия открыла им ворота, как варги забрали женщину по имени Гюда и вместе с Ингией и многими другими рабами увезли ее в дар своим языческим идолам. Монахи рассказывали и о том, кому прислуживала Марго. Они говорили, что подобрали викинга на поле боя, среди мертвецов, что в том бою он потерял многих друзей, а оставшиеся в живых бросили его, спасая свои шкуры. Болтали, что колдунья, которая пришла с викингом, была его женщиной и что она пыталась убить бессмертного Коракшу, но погибла сама…

Монахи много о чем болтали.

А викинг молчал.