– Все будет хорошо, – словно молитву шептал Джордж. Он был старше на три года. Целых три года, ставших впоследствии почти незаметными.

Брат говорил еще и еще, но Ричард не запоминал. Какая разница?! С тех пор произошло слишком многое.

Потом он увидел отца. Не из последнего сна – таким, каким Дик его запомнил. Радостным и полным сил. Герцог Йорк гордился своим младшим сыном, и от этого становилось очень легко на сердце.

– И какой же девиз избрал мой сын, став рыцарем?

– Loyalty me lie, – Ричард ответил без колебаний и сомнений.

И получил самый важный в мире ответ:

– Достойный.

А потом он увидел Анну в луче света. Она улыбалась. И Дик наконец сумел забыться.

* * *

– Прошу.

В шатер зашел молодой человек. Очень высокий и широкоплечий – настоящий гигант. Ричарда он перерос как ввысь, так и вширь. Темные волосы. Уверенный взгляд. Фамильные черты, которые довольно трудно скрыть, но при должном желании все же возможно.

Несмотря на то что молодой мужчина не понимал, почему и зачем его привезли в армейский лагерь накануне решающей битвы, держался он выше всяческих похвал. Дик даже слегка пожалел – зря он не оставил своего первенца при себе. Из него мог вырасти прекрасный боец.

– Ричард… Вас ведь зовут именно так? – уточнил король. Молодой человек кивнул. – Чему вас обучали?

– Латыни, греческому, грамоте и точным наукам… – принялся перечислять молодой мужчина, пока резкий взмах королевской длани не заставил его прерваться.

– Хорошо, – кивнул Его Величество. – В приемной семье вас не обижали?

– Нет, мой король.

«Такого, пожалуй, обидишь», – подумал Дик.

Джону Глостеру до своего старшего сводного брата было еще далеко. И для возмужания у мальчишки оставалось очень мало времени. Молодой Ричард же в свои немногие года казался сильным и мудрым мужчиной. Рыцарем, несмотря на отсутствие у него звания и титула. В том, что он выживет, король не сомневался.

«Хоть кто-то, – промелькнуло в голове, но Дик отогнал эту непрошеную мысль. – Семя Йорков не исчезнет, как бы того не добивались Людовик XI и бастард Тюдор. Пока капля крови Плантагенетов есть в Англии, королевство выстоит вопреки всему».

– Со мной хорошо обращались и следили, дабы я получил самое лучшее образование, – молодой человек посчитал необходимым дополнить рассказ о своем взрослении. – Время от времени в дом, где я жил, приходил неизвестный. Он оплачивал мое проживание, питание и обучение, тщательно проверяя, достаточно ли доброжелательны опекуны.

– Вы, вероятно, догадались, кто перед вами? – вновь прервал его король.

– Да, Ваше Величество.

Взор оставался спокоен. Ему наверняка льстило такое родство. Но просить что-либо и тем паче требовать молодой человек считал ниже собственного достоинства. Этим он нравился Дику еще больше.

Когда Ричард появился на свет, герцог Глостер был еще слишком молод. Вряд ли он сумел бы позаботиться о своем первенце, как должно. Дик уступил матери, пожелавшей сохранить все в тайне, и теперь не жалел об этом решении.

– Я ваш отец, – произнес он, – и если завтра я выиграю эту битву, то призову вас ко двору и возвеличу, как подобает вам по праву рождения. Но может случиться так, что завтра я буду побежден, убит и не увижу вас больше… Если это произойдет, никому не рассказывайте о том, кто вы родом. Не говорите об этом до тех пор, пока я не одержу победу.

Молодой Ричард почтительно склонился перед ним. Дождался дозволения подняться и вышел из шатра.

* * *

Постучали. Иоанна вздрогнула. Ее нечасто отвлекали от вечерней молитвы. Принцесса поднялась с колен, оправила многочисленные юбки и произнесла спокойно и сдержанно:

– Я слушаю вас.

В небольшую комнату, более похожую на келью, вошел брат.

– Иоанна, прости, что прерываю твою молитву.

– Бог простит, – со вздохом ответила регентша.

– Совет непреклонен. Он настаивает на твоем замужестве.

– Я знаю.

– Послы торопят.

В полутемной комнате, очень просто обставленной и будто созданной для уединения и молитвы, разговоры о государственных делах казались кощунственными.

– Все знают о твоем желании удалиться от мира, – продолжал брат. – Но у дочери короля есть долг перед народом, – он надолго замолчал, но решительно продолжил. – В конце концов, если б тебе была уготована жизнь в монастыре, ты родилась бы в другой семье.

– Не богохульствуй! – повысила голос принцесса. – Все в руках Господа, и только Он знает, как должно…

Она осеклась, раздумывая.

– Ты святая, но…

– Никто не может так называться, пока не прошел до конца своего жизненного пути, – проговорила женщина отрешенно.

Но по ее темным глазам, в которых неожиданно ярко отразилось пламя лампадки, брат понял: она раздумывала над сделанным ей предложением. В нынешние времена, а тем более в Португалии, женщинам нечасто удавалось настаивать на своем. Иоанна же всегда добивалась того, чего желала, – так или иначе.

– Завтра я дам окончательный ответ, – принцесса склонила голову и отвернулась, прерывая разговор.

Брат поклонился и быстро вышел, а Иоанна вернулась к прерванному занятию. Встала на колени и принялась молиться сильнее прежнего.

Семье никогда не понять ее стремления. Народ чтит регентшу за боголюбие, но долго ли продлится его любовь? Что может дать Англии бедная маленькая страна? На островах не принимают королев-соплеменниц, что уж говорить об иностранке-бесприданнице… Но, возможно, в том кроется испытание, которое должно пройти во славу Господа?..

Иоанну терзали сомнения и вопросы. Она молилась всю ночь, так и не отправившись спать. Даже когда голова обессилено склонилась, а веки стали закрываться помимо воли, принцесса нещадно боролась со слабостью и одолевающим ее сном. И оказалась вознаграждена за упорство.

В какой-то момент вся комната озарилась радужным сиянием. Золотые блики пробежали по стенам. Дышать стало неожиданно легко. Свежий воздух, ветер и, наконец, вихрь закружил ее. Принцесса зажмурилась до разноцветных кругов перед глазами.

– Смотри, – прошелестело в голове.

Голос – слишком низкий для женщины и больно тонкий для мужчины. Не старческое кряхтение и не молодой звон.

Иоанна распахнула глаза. Ахнула от неожиданности и заморгала. Шедший из стены радужный свет затоплял собой все помещение. Женщина могла рассмотреть стоявшую вдалеке фигуру – несомненно, голос принадлежал ей, но не различала подробностей. Даже цвета хламиды, в которую та была закутана, не сумела разобрать.