Мастерство и знания Андрея Чохова высоко ценились царской властью. Любопытный пример – по случаю венчания на царство Бориса Годунова служащим Пушечного двора было выплачено государево жалованье «по их окладам сполна», и Чохов получил наибольшее среди всех служащих Пушечного приказу жалованье, 30 рублей. Под конец жизни мастер получал ежегодно 35 рублей деньгами и дополнительно – кормовое жалованье в размере 30 четвертей ржи и овса, 6 четвертей пшеницы, по 2 четверти крупы, гороха и «конопели» (конопляных семян), а еще 10 четвертей ячменного солоду и соль от казны. Дополнительно от казны мастер получал для своего коня 35 четвертей овса и ежегодно подарки дорогими сукнами, не считая наград за литье пушек и колоколов[584].

У Андрея Чохова были ученики, также оставившие свой след в истории русской артиллерии. Так, в Пскове в 1699 г. стояли три 6-фунтовые пищали, отлитые прошедшими обучение у Чохова мастерами Богданом Федоровым и Кондратием Михайловым. Любопытно, но в том же году, когда Чохов отлил своего «Льва», его ученик Кондратий Михайлов отлил 6-фунтового «Левика» (то есть львенка)![585] Другой ученик Чохова, Проня Федоров, под руководством своего наставника в сентябре 1604 г. отлил 12-пудовую мортиру, больше известную как «мортира Самозванца»[586]. Еще один чоховский ученик, Федор Савельев, отлил в 1593–1594 гг. 7-фунтовую пищаль, в 1670 г. стоявшую на вооружении Смоленской крепости[587].

Андрей Чохов (благодаря своей Царь-пушке), пожалуй, самый известный русский мастер-литейщик последней четверти XVI – начала XVII в. Но, конечно же, работал на Пушечном дворе он не один. Григорий Котошихин, беглый подьячий Посольского приказа, в 1666 г. писал, что находящихся в ведении Пушкарского приказа, которому подчинялся Пушечный двор, будет «пушкарей и затинщиков, и мастеровых всяких людей с 600 человек на Москве…»[588]. Само собой, что мастера-литейщики и их ученики и подмастерья делали основную работу, а для всякой черновой и подготовительной работы нанимали всякого рода «гулящих» людей, «казаков» да «ярыг», которым платили сдельно. Имена некоторых мастеров, работавших во времена Ивана Грозного и его преемников на Пушечном дворе, сохранились благодаря «автографам», которые они оставляли на своих орудиях. Так, в 40-х гг. XVI в. на дворе лили пушки мастер Игнатий, от которого дошла до наших дней 10-фунтовая «Гафуница». Десятилетием спустя на Пушечном дворе работал Степан Петров, отливший в 1552–1553 гг. 16-фунтовую пищаль «Левик», а в 1555 г. – 20-пудовую пушку «Павлин» (вторую с таким именем).

Вместе с Чоховым в конце 60–70-х гг. на дворе отливал артиллерийские орудия ученик мастера Богдана Пятой (в смоленской росписи 1670 г. числилась 7-фунтовая пищаль, изготовленная этим мастером). В начале 80-х гг. на дворе трудился и Первой Кузьмин, которому принадлежит пищаль «Онагр» «ядром пуд 7 гривенок». В конце века бок о бок с Чоховым лили пушки, пищали и мортиры на Пушечном дворе Семен Дубинин (среди прочих орудий за ним числится 40-фунтовый «Медведь», изготовленный в 1589–1590 гг., и 40-фунтовый же «Свиток», отлитый годом позже) и Русин Евсеев, специализировавшийся, судя по всему, на литье рядовых 6-фунтовых пищалей (только в Смоленске в 1670 г. было 4 его такие пищали)[589].

Кстати, стоит заметить, что не большие «именные» пушки, пищали и «мозжеры», хотя и впечатляли современников и продолжают впечатлять нас, определяли «лицо» русской артиллерии конца XV – начала XVII в., и не они делали основную работу, а как раз эти рядовые средние и малые пищали. Они составляли основу «малого» «полкового» наряда и сопровождали войско в походах. Они были основой крепостного артиллерийского парка, особенно в малых крепостях и городах. Например, в Изборске в 1631 г. на вооружении были 3 полуторные пищали, 1 пищаль скорострельная, одна 9-, две 7-пядные пищали, 1 так называемая «хвостуша», 4 тюфяка и два десятка затинных пищалей, а в Печерском монастыре под Псковом – 5 полуторных, 4 скорострельные, 6 «волконей» (то есть малокалиберных пушек-фальконетов) и 51 затинная пищаль[590].

Эти орудия, судя по всему, производились массово, десятками и сотнями штук, при этом русские мастера во 2-й половине XVI в. добились немалых успехов в стандартизации подобных пищалей. И если в конце XV – начале XVI в. такая унификация была делом случая (когда один мастер отливал партию однотипных орудий, как, к примеру, Яков Фрязин в самом конце XV в. изготовил большую партию полуфунтовых фальконетов[591]), то, судя по всему, при Иване Грозном эти попытки становятся все более и более целенаправленными. Во всяком случае, и А. Н. Кирпичников, и А. Н. Лобин, исследуя сохранившиеся материалы, пришли к выводу, «что на Пушечном дворе в течение более восьмидесяти лет отливались однотипные пищали»[592] (в данном случае речь идет о полуторных 6-фунтовых пищалях. – В. П.), то есть по меньшей мере с 60-х гг. XVI и по конец 40-х гг. следующего столетия на московском Пушечном дворе отливали раз за разом партии более или менее однотипных (хотя и различавшихся немного и по длине, и по весу, и по калибру, что было связано с характерными для того или иного мастера приемами литья) средне- и малокалиберных орудий. Уже упоминавшийся нами прежде мастер Богдан в 60-х гг. XVI в. отливал 6-фунтовые пищали весом от 42 до 50 пудов и длиною 4 или чуть больше аршин. Спустя три десятка лет, в 90-х гг., Русин Евсеев, Богдан Федоров, Кондратий Михайлов, Федор Савельев и Семен Дубинин отливали полуторные 6-фунтовые пищали длиною 4 или чуть меньше аршин. Точно такие же 4-аршинные полуторные 6-фунтовые пищали весом от 46 до 49 пудов делали еще в 1648 г.[593]