Отметим любопытный факт. Согласно «Росписи псковскому пушечному наряду» 1633 г., различались просто полуторные пищали калибром 6 фунтов, «середние» полуторные по 4 фунта и «малые» 3-фунтовые[594]. Стоит заметить в этой связи, что во 2-й половине XVI в. «номенклатура» артиллерийских орудий и их классификация в целом уже устоялась. В летописной повести о Полоцком походе 1562–1563 гг. упоминается «наряд» «середней и лехкой» наряду с «болшим»[595], и очевидно, что под последним имелись в виду тяжелые осадные орудия, те самые, которые носили собственные имена и отливались штучно, представляя собой настоящие произведения искусства. Сюда входили «пушки» («Кашпирова», «Павлин» и им подобные, относительно короткоствольные, но крупнокалиберные – их западноевропейским аналогом А. Н. Лобин полагает бомбарды[596]), «верховые пушки», они же «мозжеры» или мортиры (в псковских летописях встречается и такое их прозвище – «кривые пушки»[597], которое, надо полагать, намекает на траекторию полета бомбы, выпущенной из них) и «пищали» – тяжелые длинноствольные орудия («Кашпирова» «Острая Панна» при весе ядра 35 фунтов имела длину ствола 5,5 аршин, чоховский 40-фунтовый «Волк» – 7 аршин[598]).

К «середнему» наряду, видимо, относились пищали калибром от 8–9 и несколько более фунтов – поляки, описывавшие артиллерию ливонских городов и замков, четко различали легкие «полуторные» пищали от более крупных пищалей калибром 8–9 и больше фунтов. Так, в описи юрьевской (дерптской) артиллерии числились 5 «полуторных» 6-фунтовых пищалей, а также московского литья пищали «граненая», «гладкая» и «желобчатая» калибром от 8 до 9 фунтов[599]. Следовательно, к «лехкому» наряду, наиболее многочисленному, принадлежали средне- и малокалиберные орудия, которые сопровождали войско в походе. В первую очередь это те самые «полуторные» пищали 5-, 6- и 7-фунтового калибра, массово отливавшиеся на московском Пушечном дворе (так, только в одном ливонском замке Кокенгаузене, который должен был по условиям Ям-Запольского мира передан полякам, находилось сразу семь 6-фунтовых полуторных пищалей)[600]. Также к «лехкому» наряду относились «семипядные» и «девятипядные» пищали, малокалиберные «волконеи» и иные им подобные легкие пушки 3-, 2- или менее фунтового калибра. Отдельной строкой прописывались «затинные» пищали, они же гаковницы, представлявшие собой тяжелые крепостные ружья, имевшие на стволе специальный гак-крюк для упора ствола при стрельбе, а также разного рода «сороковые» пушки и пищали – несколько малокалиберных стволов, объединенных на одном лафете. В том же Юрьеве в 1582 г. было 12 «сороковых» пищалей, стрелявших ядрами в четверть фунта и 9 калибром в треть фунта[601].

Понятно, что при всех тех значительных по тем временам производственных мощностях, которыми обладал московский Пушечный двор, справиться ему с многочисленными заказами на самые разнообразные пушки, «мозжеры», пищали, «сороки» и «вальконейки» было сложно, особенно если принять во внимание неоднократно случавшиеся потери артиллерийских орудий и стремление московских государей компенсировать утраты отливкой новых пушек взамен потерянных. Как писал польский хронист, секретарь короля Стефана Батория Р. Гейденштейн, Иван Грозный после потери нескольких десятков орудий под Венденом в 1578 г. «тотчас приказал вылить другие, с теми же названиями и знаками и притом еще в большем против прежнего количестве; для поддержания должного представления о своем могуществе он считал нужным показать, что судьба не может взять у него ничего такого, чего бы он при своих средствах не мог в короткое время выполнить еще со знатным прибавлением»[602]. А необходимость восстановить потери артиллерийского парка возникала регулярно, и порой она бывала весьма серьезной. Так, во время похода на Казань в 1530 г. из-за оплошности воевод русские «обозу города гуляя не сомкнуша», чем не преминули воспользоваться казанские черемисы, которые «город гуляи взяли и наряду пищалеи с семдесят, и зелья, и ядер немало взяли»[603]. Спустя 18 лет, в феврале 1548 г., во время первого похода Ивана Грозного на Казань, русское войско, двигавшееся к Казани по льду Волги, попало в оттепель. «Приде теплота велика и мокрота многая», писал летописец, в результате чего «весь лед покры вода на Волзе» и «пушки и пищали многие проваляшеся в воду»[604].

Примем также во внимание русские расстояния и дороги, качество которых давно стало притчей во языцех, а также характерную черту русского политического устройства того времени, когда отдельные территории имели порой довольно высокую степень автономии от Москвы. Неудивительно в таком случае встретить в источниках упоминание об изготовлении артиллерийских орудий в других русских городах (а значит, о существовании в них миниатюрных аналогов московского Пушечного двора). Возможно, что пушки изготавливались во 2-й половине XVI – начале XVII в. в Устюжне Железнопольской, Вологде (во всяком случае, здесь в 1608–1609 гг. мастером Иваном Москвитиным была отлита 1-фунтовая пищаль «Волк», а вологжанин Иван Пушкарь в 1609 г. изготовил для Кирилло-Белозерского монастыря «пушечку», за что ему от монастырской казны был выплачен рубль[605]), Пскове (в описи орудий ливонских городов и замков в 1582 г. числилась «Псковская» 19-фунтовая пищаль и псковская же 7-пядная полуфунтовая пищаль[606], а в феврале 1688 г. пушечный мастер Яков Дубина жаловался государям Ивану и Петру Алексеевичам, что ему работать во Пскове невмочь, потому как «во Пскове прежней пушечной двор сгорел без остатку и печи литейные старые обетчали и зарушились»[607]), Владимире (в 1613 г. некий Семен Федосеев, тамошний пушечный мастер, добился, чтобы его взяли стремянным мастером на государеву конюшню[608]), Новгороде (где, согласно писцовым книгам, в конце XVI в. в кремле был государев пушечный двор[609]). Своя мастерская, производившая и легкие пушки, была, к примеру, в Кирилло-Белозерском монастыре, равно как и в монастыре Соловецком[610]. Впрочем, эти провинциальные пушечные «дворы» по объему производства, качеству и количеству отливаемых орудий, конечно, безусловно уступали старшему московскому брату.