— Только возьмите длинный шланг, — предупредила Анна.

— Какая альтернатива? — наконец спросил заправщик.

— Бензин.

— Бензина нет.

— То есть?

Такого еще не бывало — чтобы не оказалось бензина. При отсутствии стабильного сбалансированного спроса сетевые заправочные компании держали марку за счет постоянной готовности к обслуживанию любого заказа. Впрочем, в эти механизмы Анна никогда особенно не вникала. Бензин стоил дорого, однако консерватор Олаф не признавал более демократичные альтернативы. Зачем? — бензин был всегда.

— Нету, — повторил рабочий и развернулся назад в каптерку.

— Подождите, — окликнула Анна. — У меня еще аккумуляторный на резерве. Зарядите?

Он обернулся, кажется, с проблеском интереса в глазах:

— Термоядерный?

— Нет, что вы, обычный.

— Извините, барышня. Установка барахлит.

Анна шагнула вперед:

— Значит, так. Или вы заправляете машину, или я звоню в ваш головной офис. Прямо сейчас.

Заправщик пожал плечами:

— Звоните, мне-то что?

Ну, это он слабовато представляет, на что мы способны, усмехнулась Анна. Оттеснив рабочего, она прошла перед ним в каптерку и огляделась в поисках телефона. Номер для экстренной связи с начальством наверняка отпечатан где-нибудь над аппаратом, оттуда мы его и узнаем, а этот меланхоличный чудак в жизни не догадается. «Нет бензина», ничего себе!.. и даже «барахлит установка»!

В каптерке было тепло и уютненько. Глянцевые дивы по стенам, мягкий диванчик, стол с электрочайником, работающий телевизор напротив. Передавали столичные парламентские новости, какая-то сногсшибательная дамочка-депутат подробно рассказывала, каких дизайнеров и визажистов она предпочитает. Н-да, непыльная у мужичка работенка.

Телефон обнаружился на торцовой стене, сразу возле двери. Анна взяла трубку, скользнула взглядом по стене: точно, номер головного офиса яркой наклейкой торчал прямо над рычагом. Вот и замечательно.

— Не дозвонитесь, — предупредил рабочий, садясь на диванчик. — Их, наверное, с самого утра достают… Нет, ну что за хрень показывают, — Анна услышала, как он шелестит пальцами по клавишам телевизионного пульта.

В трубке и вправду зазвучали короткие гудки. Нажала на рычаг и перенабор. Ничего, мы пробьемся.

— Ой, — вдруг отчетливо выговорила Дагмар.

Анна обернулась и увидела ее в дверях. Мертвенно-белую, с полуоткрытым ртом и зримо, в моменте расширяющимися глазами. Проследила за ее взглядом, воткнутым, как зазубренная стрела, в экран телевизора.

Показывали труп. Голый, истерзанный, полуразложившийся, со взбухшим вспоротым животом: камера крупно, со вкусом задержалась на вывернутых наружу внутренностях. Потом поскользила панорамой выше, по волосатой груди, по синюшному лицу с пятнами на отечных щеках и выколотыми глазами… Анна сглотнула, не в силах заставить себя отвернуться.

Заправщик прибавил громкость.

— …знан как Георг Пийлс, владелец одной из крупнейших международных финансовых структур «Бизнес-банк». Тело было обнаружено час назад в северном предместье города. Как сообщают наши корреспонденты…

* * *

На дороге в город им не встретилось ни единой попутной машины, да и встречной тоже — шоссе вымерло, словно бесконечная река подо льдом. Каблуки скользили по утрамбованному в камень снегу; тем более досадно, что Дагмар в спортивных ботинках двигалась уверенно и поначалу далее легко. В довершение всего разрядилась мобилка: Анна успела сказать Игану, схватившему трубку, что задержится, а вот отдать распоряжения госпоже Йенс не успела, оставалось надеяться на ее добросовестность. Не полезли бы, в самом деле, ночью на стройку…

Хорошо, что девочка из санатория забрала птенцов, думала Анна, стараясь пожестче печатать шаг. Хотя бы с птенцами все точно в порядке.

Когда от шоссе отделился аппендикс въезда в город, его огни уже мерцали внизу, как светлячки в темной банке, а над морем давно висел северный закат, неподвижный, пролонгированный — неоспоримый признак астрономической весны. Анна разрешила себе глянуть на часы: половина одиннадцатого.

— Вы в каком районе живете? — спросила Дагмар.

— У нас дом за городом, — не удержала нервного смешка. — Еще восемь километров в ту сторону.

— Ой, — среагировала Дагмар точь-в-точь как на то сообщение в новостях, о котором всю дорогу почти получалось не думать. Вдоль спины продрало колким холодом, Анна поежилась.

— Вы можете переночевать у меня, — предложила девушка. — Тут не очень далеко, минут за сорок дойдем.

— Спасибо. Мне есть где остановиться в городе.

— Я живу одна, — то ли с вызовом, то ли в порядке аргумента добавила Дагмар. Пожала плечами и зашагала дальше вниз по заезду.

Очень хорошо, что ты живешь одна, устало усмехнулась Анна, двигаясь следом. Просто замечательно. Другое дело, что тебе, конечно, осточертело жить одной, и ты знаешь конкретное место, куда хотела бы перебраться. И еще — так и не определившись до конца, как относиться к чужой женщине, встреченной на пороге того самого дома, — ты тем не менее успела проникнуться к ней чувством «одной лодки». Общие трудности, страшное известие и длинная дорога, а где-то там, в неопределенной тени — общий мужчина. Осталось только скрепить союз общим чаепитием и ночлегом. В конце концов, мы не так молоды, чтобы сойти за серьезную соперницу.

Ты надеешься, что мы тебе поможем, правда? В твоей почти бесхитростной и вполне бескорыстной охоте. Мудрым советом, ценными сведениями, а может быть, и посредничеством. Передадим Олега в твои хорошие руки, словно любимого пса. В комплекте с инструкцией по уходу.

Так вот, не дождешься.

Разойдемся на первом же перекрестке, и топай сама через полгорода в свое одинокое жилище. А у нас, слава богу, есть муж.

Небо потихоньку меркло. На сизом фоне темным силуэтом висела над городом жестяная меч-рыба. Если мы хотим добраться до клиники, надо выбрать направление так, чтобы рыба осталась по левую руку. Впрочем, в крайнем случае можно будет сориентироваться, выйдя к морю, и пройтись по набережной.

— Тебе куда? — спросила Анна, заранее решив независимо от ответа свернуть для начала в другую сторону.

Дагмар указала направление: правильное, противоположное. Однако не прощалась и не двигалась с места. Анна всмотрелась в ее черные, расширенные в темноте зрачки. Да нет, дело не только и не столько в ее жизненно важной охоте и поиске ситуативной союзницы. Она просто боится. Панически боится идти в одиночку по ночному городу, в окрестностях которого нашли сегодня обезображенный труп человека, платившего ей зарплату. Ужас, какой-то гранью непосредственно касающийся тебя, становится двойным, удесятеренным ужасом. Ей предстоит сорок минут наедине с ним, в темноте, наперегонки, задыхаясь и ускоряя шаг. И никто не гарантирует, что он, ужас, не проберется и за двери квартиры, где она живет одна, не останется до рассвета.