С этими словами она тоже бросила трубку. Меня в это утро все отвергали — и не без причин.

Муди пыталась меня успокоить, но даже она признавала, что творится полный кавардак.

— Не знаю, как ты справляешься, Наварро, — сказала она. — Я уже ничего не понимаю — все превращается в балаган.

Я сидел на диване, стараясь хоть немного передохнуть. У меня никак не получалось отдышаться после утренней беготни. Это было просто смешно. Господи, да я ведь мог три километра пробежать во всей спецназовской амуниции. Поправка — мог когда-то. Не знаю, какая была температура в номере — вероятно, как в холодильнике, потому что я взмок еще по дороге сюда и теперь дрожал как осиновый лист. В этот момент агент наблюдения снова отметился и сказал, что Род поднимается. Орел в гнезде, подумал я, когда он в последний раз постучал к нам в дверь и Муди впустила его внутрь.

— Мама Муди, — с широченной улыбкой сказал он.

Она постаралась улыбнуться ему в ответ, но не нужно было быть экспертом по языку тела, чтобы заметить, что улыбка вышла крайне натянутой.

— И Джо, — продолжил Род, поворачиваясь ко мне и осматривая меня с головы до ног. — Слушай, выглядишь ты дерьмово.

— Спасибо, Род. Я тоже рад тебя видеть.

И тут я заметил: мы были одеты почти одинаково — брюки хаки, пенни-лоферы и лососевые рубашки поло. Почему-то я даже не удивился этому. Род был мастером маскировки, и по мере развития этого дела мы с ним во многом сблизились. Он все чаще употреблял те же термины, которые использовал я, похожим образом выстраивал предложения и копировал мой тон. Он даже ставил меня в пример своей матери. Полагаю, одежда была естественным способом выражения этой близости, пускай в тот момент мы и напоминали жутковатых близнецов.

В профессиональной литературе это называют «переносом и контрпереносом»: проводя много времени с другим человеком, вы начинаете перенимать друг у друга личные качества и даже устанавливаете бессознательную связь. Именно поэтому работающих под прикрытием агентов ФБР снимают с задания, прежде чем они успеют свыкнуться с антисоциальным поведением, которое им приходится имитировать. Мне казалось, что в случае с Родом мне такое не грозит, ведь у меня не было ни малейшей склонности к шпионажу. Но я не мог не признать, что он невероятно интересный, очень умный, необыкновенно хрупкий и безгранично жалкий человек, которому вскоре придется начинать новую жизнь за решеткой. Кем бы я был, если бы просто ненавидел его? К тому же на ненависть нужны были силы. У меня сил не осталось ни капли — уж тем более на такие мелочи.

Мы около пятнадцати минут по традиции болтали о жизни — Род рассказывал, как питается, сколько клиентов возит, какие книги читает (и разрывает по мере прочтения) и какая обстановка на шоссе I-4. Муди делилась новостями о своей малышке (которая при рождении весила четыре килограмма), а я описывал, как забыл обещанную бутылку рислинга в Германии, — но в конце концов Роду это надоело.

— Что ж, — сказал он, разом посерьезнев, — до меня дошли слухи об аресте.

Его губы и подбородок задрожали.

— Род, — ответил я столь же серьезно, — я не собираюсь тебя арестовывать. У миссис Муди тоже нет таких намерений.

Может, мне не стоило делать такой акцент на слове «я», но я сказал абсолютную правду. Арест в ФБР — дело серьезное. Нужно конвоировать арестанта, надев униформу; затем необходимо предстать перед камерами, когда представители СМИ соберутся на пресс-конференцию. Достаточно было арестовать такую крупную рыбу, как Род, и больше не заботиться о карьере. Но в то утро я сообщил сотрудникам отделения в Тампе, штаб-квартире и всем остальным, что сам проводить арест не буду. И я не шутил.

Побуждения у меня были самые что ни на есть благородные. «Над этим делом работали многие, им нужно отдать должное», — сказал я Корнеру. Он со мной не согласился, но в итоге позволил Ричу Лихту и Сьюзен Лэнгфорд возглавить команду задержания. Этой чести они оба удостоились по праву. Однако я не сказал Джею, что не хочу быть на парковке «Хайатта» во время ареста. В этом Муди меня поддержала. Нас давным-давно лишили радости надеть наручники на этого парня. Для нас это не было ни спортивной победой, ни красивым трофеем. Это было трагедией.

Забыв об этой лжи во спасение, мы с Терри и Родом попытались продолжить разговор, но он не клеился. Муди старалась бодриться, но сама чуть не плакала. Я был совершенно измотан. Эксперт по переносу, Род быстро подхватил наш унылый настрой. Когда я решил закончить встречу, мы уже едва ли не огрызались друг на друга. Никто больше не хотел говорить.

— Род, прости, что я заставил тебя сюда приехать, — сказал я. — Я плохо себя чувствую. Поправка: я чувствую себя дерьмово, а тут еще твоя мама названивает. Она вне себя от беспокойства. Не возражаешь, если мы встретимся в другой раз?

— Раз уж ты здесь, навести свою маму, — добавила Терри. — Скажи ей, что у тебя все в порядке. Она очень волнуется за тебя.

После этого мы с Терри встали и обняли Рода, проверяя, не принес ли он с собой оружие. Это было нашим последним предательством в конце допроса номер сорок два.

— Тогда увидимся, — сказал Род у порога и махнул нам рукой. Он немного помедлил, положив руку на дверную ручку, словно надеясь, что я снова спрошу: «Может, расскажешь что-нибудь еще?»

Не успел он выйти, как я упал на диван, а Муди по рации связалась с командой задержания, ожидавшей Рода на парковке.

— Цель выходит из отеля, — сказала она.

Все три радиоприемника мгновенно ожили, но я не стал слушать. Болтовня на всех частотах слилась в невыносимую какофонию звуков.

— Пойдем, Джо, — наконец сказала Терри. — Нам пора.

Но я не сдвинулся с места. Я просто не мог пошевелиться. Когда Муди удалось поставить меня на ноги, я услышал ликование на частоте командного пункта, после чего Рич Лихт передал свой отчет:

— Род под стражей. Все прошло гладко.

После этих слов сообщения полетели в штаб-квартиру ФБР, в Министерство юстиции и ко всем остальным участникам дела. Через несколько секунд об аресте узнали немцы и шведы. Не стоит сомневаться, что весть о нем дошла и до русских.

Я все еще стоял как вкопанный, когда Рич снова связался со мной и велел мне «переключиться на Дельту-3», то есть настроиться на другую, редко используемую частоту SWAT, которую не слушал больше никто в Бюро. Терри пришлось прийти мне на помощь, но в конце концов мы смогли поймать нужную волну.

— Джо, знаешь, что первым делом сказал Рамси, когда мы заковали его в наручники? — спросил Рич.

Я смотрел на Муди, не представляя, каким окажется ответ.

— «Джо Наварро об этом знает?»

После того как Род в последний раз покинул наш номер, мы с Муди еще около часа сидели в отеле «Хайатт». Может быть, на самом деле прошло всего двадцать минут, но когда ты слишком устал, чтобы двигаться, когда ты обильно потеешь в кондиционированной комнате, голова горит огнем и тебя бьет крупная дрожь, минуты кажутся часами.