Часть следующего часа я посвятил оценке своего физического состояния. Результаты оставляли желать лучшего. Сердце громко колотилось в груди, мне было трудно дышать, голова порой кружилась, а щеки изнутри саднило. Когда я попробовал поправить положение йогуртом, от холода мне стало слишком больно, чтобы съесть еще хоть ложку.

Незадолго до девяти утра мне поступил анонимный звонок из Вашингтона. Звонивший поблагодарил меня за неопределенное предупреждение о неупомянутом субъекте, а затем скороговоркой рассказал, как прошла утренняя встреча с президентом Бушем:

— Когда президент услышал о ПУЯБах и «вафлях», он выглядел так, словно увидел призрака в Овальном кабинете.

Ничего себе. Похоже, сотрудники АНБ не докладывали ему о ходе расследования. Ой.

— «Что мы скажем немцам?» — спросил он Скоукрофта. «Как можно меньше», — ответил тот.

Щелк.

Бедные немцы. «Как можно меньше» я уже сказал на суде Конрада, так что судьи даже усомнились, что кому-то под силу украсть ключи к ядерной крепости. Поймут ли в Бонне, как мало мы им сообщили? Как бы то ни было, приятно было иметь в штаб-квартире друзей, даже если им приходилось скрывать свою личность.

Я как раз наладил контакт с нашим агентом наблюдения в трейлерном парке, когда Терри Муди заглянула ко мне в кабинет, пожелала мне доброго утра и сказала: «Джо, тебе стоит это увидеть». Она подвела меня к окну на южной стороне здания, откуда было видно здание Окружного суда Центральной Флориды. Стоял душный июнь, но был прекрасный, солнечный день, один из тех дней, которые изображают на рекламных проспектах побережья Солнечного штата.

— Хороший день, — сказал я Терри, мечтая прыгнуть в байдарку и понимая, что у меня не хватит сил даже на пару минут гребли. — Спасибо.

И тут я проследил за ее взглядом и увидел на улице целых три фургона теленовостей, припаркованных возле здания суда. На их боках красовалось название канала — «Эй-би-си».

— Это не местные журналисты, — сказала Муди. — Я изучила их по дороге в офис. Все номера из Вашингтона.

— Это Бэмфорд, — заключил я. — Черт!

Получилось так резко, что Терри удивленно посмотрела на меня:

— Джо, ты держишься?

«Нет, — хотелось мне сказать, — совсем нет». Но я уже не удивлялся, что кто-то из штаб-квартиры решил слить «Эй-би-си» эту информацию и пригласить журналистов на последний акт истории Рамси. Я гадал, так ли сильно эта торговля информацией отличается от самого шпионажа, когда рация у меня в руке затрещала и я услышал голос:

— Ирис-9 вызывает Гангу Дина. Ирис-9 вызывает Гангу Дина.

Эти слова разбудили бы и мертвого.

— Прием, — ответил я.

— Слежу за подозреваемым, он движется.

— Черт! Муди, нам нужно спешить! — сказал я и бросился к лестнице.

Муди поспешила за мной.

Мы планировали встретиться в полдень. Но теперь, даже если бы Род сбился с дороги и проехал нужный поворот, он приехал бы к нам не позже одиннадцати утра.

— Беги! — крикнул я Муди, показывая в направлении расположенного в центре города отеля «Хайатт», который она выбрала для последнего свидания с Родом.

Я же ворвался в кабинет Грега. Готовое обвинительное заключение, одобренное ОНБ, как раз прислали ему по факсу.

— Нет времени объяснять, — бросил я секретарю, хватая еще теплую пачку бумаг и бросаясь на улицу.

«Время еще есть, — твердил я себе. — Время есть. У нас есть время». И время у нас действительно было, хотя все висело на волоске.

— Вам сюда нельзя, — сказал мне охранник на входе в здание суда.

— Еще как можно, — ответил я. — Вы меня знаете. Я из ФБР.

Я показал свой жетон, чтобы он успокоился.

— У вас с собой пистолет, — объяснил он. — С оружием нельзя, понимаете? Такие правила.

— Но у меня срочное дело.

Несмотря на прекрасный вид, который открылся мне из окна несколько минут назад, день был очень душным. Обвинительное заключение у меня в руках обвисло от жары и влажности.

— Нельзя. Вы что, не понимаете? — спросил охранник.

— Слушайте, счет идет на минуты. Можно я вам оставлю пистолет?

— Не положено.

Вообще-то я это понимал. Старший судья запретил агентам ФБР входить в здание суда с оружием. Это было весьма дальновидно. У охранника были связаны руки. И все же, если происходит нападение на федерального судью, ФБР обязано проводить расследование — и в таком случае войти в здание можно с оружием. В этих правилах без бутылки было не разобраться, а объяснять их у меня не было времени.

— Можно мне куда-нибудь определить служебный пистолет? — спросил я с мольбой в голосе.

Охранник недовольно посмотрел на меня и пошел к новеньким шкафчикам со скоростью, которая давала понять, что он никогда в жизни никуда не спешил и даже не собирался. Но даже после этого я не смог войти в здание. Когда я оставил оружие в шкафчике, охранник велел мне пройти через металлоискатель.

Он стал еще одним гуманоидом, которого я всю жизнь буду помнить как препятствие на моей дороге к успеху.

— Она в своем кабинете, — сказал охранник с кислой улыбкой, когда я вошел в лифт. Мне оставалось лишь надеяться, что там не выстроилась очередь из федеральных агентов, ожидающих подписания своих заключений по уголовным делам. В кои-то веки все прошло как по маслу — почти. Других агентов в очереди не оказалось, и судья Дженкинс приняла меня сразу, но затем приступила к педантичному изучению документа.

Когда она попросила меня поднять руку и поклясться, что все написанное в заключении — правда, что мне известны все обстоятельства дела, и да поможет мне Бог, оставалось всего двадцать семь минут, а может, и того меньше, если Род решил поддать газу.

По дороге в «Хайатт» я так задыхался, что не мог понять, который час показывают мои часы. Более того, когда я добрался до номера, отдохнуть мне тоже не удалось. Уже через несколько секунд отметились три наших контакта: командный пункт, агент, ведущий слежку за Рамси, и команда задержания — все они сообщили мне последние данные, которые лишь усилили мое напряжение.

Мало того, встревоженные звонки Дороти Рамси на мой рабочий телефон мне услужливо перенаправили прямо в номер через ресепшен отеля. При каждом из них (а они раздавались примерно раз в четыре минуты) мне приходилось поспешно глушить все три наши рации, чтобы Дороти не догадалась о моем предательстве. Очевидно, у ее дома дежурил новостной репортер. Неудивительно, что она не верила моим попыткам развеять ее страхи.

— Дороти, — сказал я ей, — репортеры всегда так делают, когда новостей слишком мало. Они отправляются в экспедиции. Закидывают удочки. Пытаются состряпать хоть какую-то историю. Не стоит…

— Я не хочу больше ничего слышать, мистер Наварро, — перебила она. — Мне с Родом и так нелегко.