Терри предложила вызвать агента, который подбросит нас обратно в офис, но стоило ей поставить меня на ноги, как я захотел пройтись и почувствовать свое тело. Я надеялся, что тревожные симптомы разом исчезнут, как только Рода возьмут под стражу. Но этого не произошло. В обычный день на дорогу до офиса у нас ушло бы десять минут от силы, но тут я ковылял все сорок, опираясь на подставленное Муди плечо.

Когда двери лифта раскрылись на пятом этаже отделения в Тампе, все вокруг ликовали. Большинство моих коллег не знали о подготовке дела Рамси, но теперь слухи разнеслись по офису, давая каждому повод для радости. Арест! Конвой! Но у меня не было настроения. Я сидел в своем кабинете, пока мне не стало совсем плохо. Голова кружилась. Люди вокруг говорили, но я не понимал их слов. Поблагодарив всех участвовавших в деле, я зашел в туалет и закрылся в кабинке, просто чтобы снять стресс.

К тому времени я нащупал опухшие лимфатические узлы у себя под мышками. Шишки под подбородком тоже никуда не делись. Я не знал, что со мной не так, но симптомы пугали до чертиков. Еще хуже было чувство отстраненности от всего, что происходило вокруг. Муди, конечно же, знала, через что я прошел за последние полтора года. Корнер тоже. Кехо, Лихт, Сьюзен Лэнгфорд и несколько других моих коллег видели самые тяжелые моменты пути. Но почему-то мне казалось, что неправильно заканчивать все это радостными возгласами и давать друг другу пять, и виной тому был не только туман у меня в голове.

Мне нужно было отдохнуть — и как можно дольше, но работа по делу Рода еще не закончилась. На следующий день мне предстояло дать показания на его слушании по вопросу о содержании под стражей.

Я уже представлял, какой там будет зоопарк: общественность впервые услышит о случившемся, адвокат защиты впервые попытается сломать меня и разрушить все дело. В тот момент я не был уверен, что выдержу натиск. О сне можно было забыть, ведь мне всю ночь предстояло репетировать свои показания. Я был совсем не в форме — как в физическом, так и в психологическом отношении. Проторчав в туалете не меньше часа, несмотря на озноб, я все же вернулся в офис.

— Где ты был? — спросила Муди.

— Прочищал голову.

— Начальник тебя ищет. Тебя хотят отправить на пресс-конференцию.

— Пойди ты.

— Нет уж, — ответила Муди. — Если захочу сходить в цирк, то подожду, когда к нам приедет шапито.

— Мне надо подготовиться к завтрашнему слушанию, — сказал я. — И чувствую я себя ужасно.

— Честно говоря, Джо, выглядишь ты тоже жутковато. Иди домой. Я еще ни разу не видела тебя в таком состоянии.

— Я понимаю, что ты не со зла, — ответил я, обнимая ее и начиная собирать свои вещи. — Спасибо за все, Терри. Я тебе многим обязан.

— Джо…

Не знаю, что она собиралась сказать, ведь я не дал ей закончить.

— Мне надо идти. Прикрой меня, ладно? Я не хочу здесь быть. Мне нужен отдых.

Я выскользнул через заднюю дверь, успешно избежал встречи с прессой и каким-то образом умудрился доехать до дома, не заснув за рулем и не врезавшись в один из торговых центров.

На следующий день, 8 июня, я дал показания на слушании о содержании Рода под стражей. Обвиняемый сидел прямо напротив меня, а его мать смотрела на меня так, словно я был шлюхой в церкви. Адвокат Рода Марк Пиццо всячески старался поставить под сомнение мои методы и репутацию. Марк был похож на актера Энди Гарсиа (который, как и я, родился на Кубе) и мог похвастаться недюжинной смекалкой. Должен сказать, он прекрасно держался, учитывая, что каждое его слово ловило как минимум четыре десятка репортеров. Сидевший рядом с ним Род всеми силами старался выбить меня из колеи. Пока я занимал свидетельское место, он так и сверлил меня глазами.

Один из вопросов адвоката явно задел нас обоих, хотя я и не понимал, куда клонит Марк. Казалось, ему просто хотелось показать, что я эмоционально нестабилен, и это, в общем-то, было не так уж далеко от истины.

— Правда ли, агент Наварро, — сказал он, — что вы обнимали моего клиента почти при каждой встрече, перед началом и по окончании беседы?

— Правда, — ответил я. — Это было abrazo, дружеское объятие.

— Можно ли в таком случае сказать, что вам был небезразличен мой клиент?

Все было как на ладони — любовь, ненависть, бесконечно противоречивая природа наших с Родом отношений, пробирка переноса и растрепанных чувств, — но я не собирался вдаваться в детали.

— Мистер Пиццо, я обнимал вашего клиента, чтобы проверить, не вооружен ли он. В конце концов, он ведь сказал мне, что однажды ограбил банк.

Если я правильно понял взгляд Рода, его обидели мои слова. Честно говоря, я и сам возненавидел себя за них. Однако я не сомневался, что этот момент не повлияет на результаты слушания. В итоге Рода оставили под надзором федеральных маршалов до самого суда. Возможность выхода под залог даже не рассматривалась. Если и существовал на свете человек, который представлял угрозу безопасности Соединенных Штатов, то это был Рамси.

Когда в то утро я вышел из дома, у меня была температура 38,8. За день она не упала, поэтому я заглянул в офис, чтобы встретиться еще с одним выходцем с Кубы, доктором Хуаном Лингом. Как оказалось, Хуан уехал на медицинскую конференцию, но медсестра заметила, что я уже на грани, и взяла у меня кровь на анализ. Мне стало плохо уже от этого. Я по-прежнему обильно потел и с трудом переставлял ноги, которые налились свинцом еще до моего безумного рывка в «Хайатт» в день ареста. Приехав наконец домой ближе к вечеру, я с трудом вышел из машины.

— Папа! — радостно воскликнула Стефани.

Для нее это было чуть ли не в диковинку — отец пришел домой при свете дня. Но я сумел лишь улыбнуться ей, погладить ее по голове и добраться до кровати. Лусиана наблюдала, как я неуклюже бреду по дому, словно в замедленной съемке, и не могла вымолвить ни слова. Мне хотелось заплакать, но сил не было даже на это.

Следующие три недели я старался регулярно посещать офис. Работы было еще много. Мне нужно было подготовиться к суду, продолжить расследование в отношении Рондо и Грегори, определить, кто еще может быть замешан в этом деле, подтвердить все слова Рода и заполнить целые горы бумаг — это ведь ФБР. Но работать больше двух часов подряд у меня не получалось.

В какой-то момент мне позвонил Джим Бэмфорд, который сказал, что мы провели «грандиозное расследование». До этого мы говорили лишь однажды, несколькими месяцами раньше, когда он позвонил, чтобы подтвердить очередную утечку по делу Рамси. Я ответил ему ровно то, что говорю любому журналисту в подобных обстоятельствах: «Я не имею права с вами разговаривать и не могу подтвердить ваши слова. Если вы собираетесь это опубликовать, то публикуйте. Я не в силах ничего с этим поделать или как-либо вам помешать». Однако на этот раз мне показалось, что он сделал комплимент от души, без тайных побуждений, и я его принял. Я не злился на Бэмфорда. Человек, который сливал ему информацию, не сорвал нам расследование. Подорванными оказались лишь мое здоровье да иммунитет.