– И… включаем свет, – говорю я в свой микрофон.

Сцена освещается ослепляющим ярким светом, и Гидеон выбегает вместе с остальной труппой в центр сцены. Они поднимают руки и кланяются. Они машут мне выйти на сцену, а также мисс Би. Слезы наворачиваются на глаза, и внезапно я осознаю, что это мой последний спектакль. Следующий уже будет в университете.

Снова за кулисами; все парят. Это был хороший финальный спектакль, и зал был полон. Ребята отправляются в мужскую раздевалку, а я иду за девочками в женскую, чтобы помочь с костюмами. Она маленькая и пахнет духами и косметикой.

– Не могу поверить, что это был наш последний спектакль, – говорит Лис. – Мы выпускаемся через десять недель.

Нереально.

Натали бросает на меня взгляд, подкрашивая губы.

– И… – говорит она.

– И… – говорю я в ответ.

Она закатывает глаза:

– Я обожаю тебя?

Я рассказала им о том, что случилось днем, кроме последней части с тобой. Ненавижу себя за наши физические отношения теперь. Словно я теряю часть себя каждый раз. Вскоре ничего не останется. «Глупая, глупая девочка. Ты заслуживаешь того, что получила».

– Я его не заслуживаю, – говорю я. – Он… У меня такой багаж.

– У тебя проблемы с папочкой.

– Как я и сказала: багаж.

Глаза Нат вспыхивают:

– Да прекрати уже. Хватит тупить. Ты сделаешь Гидеону больно. Уже делаешь.

– Знаю, – шепчу я. Я пыталась игнорировать тоску в глазах Гидеона, боль, когда я стараюсь держаться от него подальше.

– Я на стороне Нат, – говорит Лис, поправляя свое розовое коротенькое платьице, а потом надевая чулки по колено с пришитыми бантиками.

– Люблю тебя, – говорит Нат. – И я понимаю, что все с Гэвином хреново. Но нельзя получить все и сразу. Нечестно ставить Гидеона посередине.

Она права. Это нечестно. Я ввожу его в заблуждение. Он не будет ждать вечность. А не собираюсь с тобой расставаться в ближайшее время. Мне приходится убеждать себя, что эти чувства к Гидеону пройдут. Пройдут. Это просто влюбленность, и я так далеко зашла…

Снаружи раздается крик, и мы бежим к служебному входу, ведущему в частный внешний дворик для труппы и команды. Ты там, сжимаешь в руках бейсбольную биту. Питер и Кайл держат тебя.

– Ты трахаешь мою девушку? – кричишь ты Гидеону. – Я убью тебя! Я убью тебя, мелкий придурок!

– Что это? – спрашивает Гидеон, кивая в сторону биты. – Думаешь вызвать меня на дуэль или типа того? Это полная хрень.

Он смотрит на меня, и это словно удар в живот. Я понимаю, что он говорит не с Гэвином – Гидеон говорит и со мной.

«Он делает тебе больно. Видеть это меня убивает».

– Гэвин! – кричу я, подбегая к тебе. – Стой! Что ты делаешь?

– Заткнись, шлюха, – говоришь ты мне, в голосе угроза. Я останавливаюсь. Слова отдаются эхом, и я слышу, как ахают Нат и Лис.

– Хватит, – говорит Гидеон низким голосом. Он берет меня за руку и бережно уводит прочь от тебя. Я позволяю ему. Электричество бежит сквозь нас, между нами.

– Ты не будешь с ней так разговаривать, – говорит Гидеон.

Ты смотришь на мою руку в руке Гидеона. Я отпускаю ее, ладонь бьется о бедро. Кожу покалывает. Я не могу дышать.

– Она моя чертова девушка. Я буду говорить с ней, как захочу. – Твои слова грубые, но твое лицо… Твой взгляд. Ты хочешь убить меня, а не Гидеона.

– Придурок, – бормочет Нат, стоя возле меня. А потом громче: – Уведите его отсюда или я позову мисс Би. – Она поднимает телефон. – Или, что лучше, вызову копов.

– Пойдем, мужик, – говорит тебе Питер.

Ты смотришь на Гидеона долгим взглядом.

– Вот этого ты хочешь? – говоришь ты, кивая в сторону Гидеона. – Вот этого дрыща, который даже бороду не может отрастить?

Гидеону семнадцать, он на год младше меня и на два года младше тебя. Сейчас ты кажешься даже старше, с сигаретами в одном кармане и ключами от своей квартиры – в другом.

Я понимаю, что должна что-то сказать, сказать тебе идти к черту и побежать в объятия Гидеона или сказать тебе: «Нет, я люблю тебя, прекрати». Или лучше всего просто уйти одной. Но я ничего не говорю.

Потому что не знаю, что сказать.

– Все, – Нат поднимает телефон, – я звоню.

– О господи, – бормочешь ты. – Да я ухожу, Натали. Стой. – Ты в последний раз бросаешь взгляд на Гидеона. – Держись от нее подальше.

Уголок губ Гидеона поднимается.

– Думаю, для всех будет лучше, если ты будешь держаться от нее подальше.

Питер и Кайл уволакивают тебя, но ты успеваешь одарить меня самым сердитым, самым злобным взглядом. Бита все еще сжата в твоей руке.

Гидеон едва дожидается, когда ты уходишь, прежде чем прижимает меня к себе. Все смотрят, но мне все равно, и ему тоже.

– Он псих, – говорит Гидеон. – Клинический. Покончи с этим. Ты заслуживаешь лучшего.

Может, и лучшего, но не Гидеона. Он хороший: добрый, чистый. Не думаю, что у него когда-либо была девушка. А я? Я даже не могу посчитать, сколько минетов я сделала парню, который только что угрожал разбить Гидеону голову бейсбольной битой.

Я чувствую себя использованной и пустой, и этот колодец грусти, открывающийся во мне, становится глубже с каждой секундой.

– Грейс, – говорит Гидеон, как обычно, нежным и добрым голосом. – Ты не представляешь, как ты прекрасна. Просто поверь мне, хорошо? Тебе нужно с ним расстаться.

Я наконец киваю, потому что мне хочется ему верить. Так сильно.

– Хорошо.

Слова срываются с губ и кажутся на вкус острыми, и это меня пробуждает.

Он отстраняется, чтобы взглянуть на меня:

– Правда?

– Да. Я это сделаю. Завтра.

Гидеон вытирает слезы с моих глаз и не может спрятать свою улыбку. Такое можно увидеть за многие мили.

– Значит ли это, что я смогу поцеловать тебя по-настоящему? – говорит он. Я смеюсь сквозь слезы, и он утешает меня, обнимая за плечи. – Ты сможешь.

Что-то во мне высвобождается. Я могу это сделать. Я вздыхаю и прижимаюсь к Гидеону. Мы так и стоим, пока не наступает время идти.

Грейс,

я не злюсь. Клянусь. Я знаю, что твое расставание с ним было маловероятно. Хотя я начал повторять первые слова Герцога из «Двенадцатой ночи». Помнишь, как мы в Орегоне сидели рядом во время спектакля? Ты пахла грейпфрутом, и мне очень хотелось лизнуть твою щеку, просто чтобы понять – на вкус ты такая же, как и на запах?

Я скучаю по тебе, Грейс. Не хочу потерять твою дружбу. Хватит избегать меня, ладно? Обещаю, больше не буду цитировать Шекспира. Просто сейчас два часа ночи, а я не могу уснуть, и я… Я не хочу все еще больше усложнять для тебя. Короче. Друзья?