Достаю его, замусоленный, мятый, буквы кое-где стерты до неразличимости. Всё же дневник — часть меня, с ним сложно расстаться. Листаю пожелтевшие страницы: ключи я записывал на полях. Попробую еще раз, вдруг получится. В кармане как раз завалялся огрызок карандаша.

Огонь горит в моей душе, горит не снаружи — внутри, сжигая дотла. И когда угаснет последний уголек, тогда-то и наступит вечная ночь.

Сплошной пафос. Дальше, дальше… Вот колонка цифр, они перечеркнуты, а вот еще, обведенные кружочком, с лаконичной припиской: не то. И уже в самом конце тетради я вижу короткую, размашистую надпись: 1–14, 2–5, 9–50, 37–264, 39–223, три восклицательных знака и три вопросительных. Последний ключ, не проверенный толком. Когда мы поселились в Миргороде, меня стали изводить кошмары — вздорные до умопомрачения, бессвязные, сумбурные. Настойчивые. И меня вдруг осенило: текст дневника не иносказание, не зашифрованное послание, а то, что он есть в действительности — старательное нагромождение всякой туфты. Фикция, подделка, где тщательно запрятано нечто важное. Намек, проясняющий многое, если не всё. Несколько фраз или даже одно-единственное предложение. Поэтому я составил новый ключ, разбив цифры попарно, и в свободные минуты пытался привязать его к записям. Брал первое число за номер страницы и отсчитывал положенное количество слов, но выходила сплошная бессмыслица. Пробовал и наоборот, однако второе число для указания страниц не годилось: тетрадь не книга. Подсчитывал строки и абзацы — впустую. Позже я охладел к поискам разгадки.

Но раз уж друг этого Ленни тоже подтвердил существование зависимости и почти добился своего… Неужели я не пойму, в чем дело? В задумчивости грызу карандаш. Нужна верная посылка: не фразу надо искать — слово. Второе число ключа — буква! Приступим, вот первая запись:

Я начинаю это повествование со слов классика: «Вся наша жизнь — игра».

Четырнадцатый знак — пробел. Тьфу ты, пропасть! Где твоя логика, Влад? Считаю без пробелов — получается буква «В». Делаю отметку и пробегаюсь по остальным страницам. Много мороки с двумя последними числами. Наконец буквы записаны: «ВСПЬБ». Увы, это не слово и не аббревиатура: мягкий знак в аббревиатурах не встречается. Снова тупик! Раздраженно переворачиваю страницы.

— Не с того начинаешь, — сказала она. — Ты всегда начинал не с того, в этом твоя проблема.

Записки сумасшедшего: это уже где-то с середины. Чокнутый доктор из Лайф-сити ведет свой дневник. Но что-то настораживает меня, отзывается в памяти. Не с того начинаю? А с чего еще можно начать отсчет? Где указатели? Вот нормальные записи: история моих похождений, путевые заметки, вот — галиматья, бред, среди которого, как ни странно, мелькают порой и толковые мысли. Не с того начинаю? А с чего? Может… с записок сумасшедшего? Тогда второе число точно — буква. Не строка: последние из них должны располагаться приблизительно на сорок седьмой и сорок восьмой страницах от условно первой. А дневник заканчивается на сорок пятой. Строк не хватит! Единственный разумный вариант — считать буквы. Ответ близок, и я готов ухватить его за хвост.

Дрожа от возбуждения, берусь за карандаш. Итак, первая страница — та, с которой идут абсурдные записи. Необычные попадались и раньше, но идиотские… Чем же ты так примечателен, Лайф-сити? Зачем я стал марать бумагу нарочитыми глупостями?

— Каса-атик, — сказала она мне.

— Каса… — ответил я.

— Что? — спросила она. — Что ты хочешь этим сказать, Влад?

— Нашла каса на комень.

— Но почему именно на «комень»?

— Буква заблудилась, — говорю я и, натурально, начинаю плакать. — Заблудилась буква!

Еще проблема: запятые и тире считать? Нет, вряд ли. Должно получиться слово из пяти букв — какие там запятые и тире? Значит, считаем только буквы. Четырнадцатая — «Л». Подчеркиваю. Переворачиваю страницу.

Я? Я Блюхера убил?! Нет! Быть такого не может! Я обожал Блюхера. Он лучшим моим другом был. Кто угодно, только не я.

Всё просто: отмечаем нужную букву, и — порядок. Переходим на девятую страницу.

Ненавижу гопников. Не то чтобы нет людей хуже, стоит вспомнить политиков, но гопники — намного отвратительней. Политики хотя бы делают вид, будто им не известно, что в стране творится, а гопники, особенно оранжевые и миротворцы, творят это сами.

Чуть сложнее, но терпимо. Выделяю нужную букву и пролистываю дальше. Головомойка начинается с тридцать седьмой страницы: слишком много букв надо отсчитать. Как бы еще со страницами не напутать. Пронумеровать их, да и всё, ну вот — уже лучше. Веки чугунные, и я постоянно ошибаюсь, хотя записываю после каждой строчки количество букв, а затем перепроверяю несколько раз.

Вчера с Иркой слушали радио. (23)

Действующие лица: я (Влад), Ирка, радио. (29)

Радио: Говорит радио «Бубнеж»! (23)

Я: Диктор сказал «Бубнеж»? (19)

Ирка: Мухоморов объелся? Он сказал «радио «Рубеж»! (38)

Радио: Сообщаем официально… (23)

Ирка: Пиво будешь? (14)

Я: Отрава это, а не пиво. Моча горного козла. (33)

Радио: По официальным источникам… (28)

Ирка: Другого нет. Ты совсем не ревнуешь? (32)

Я: Из-за этого парня? Вы же только гуляли. (31)

Заканчиваю в твердой уверенности, что выделил не то. Но терпения проверить еще раз просто не хватит. Последнюю букву считаю упрямо и тупо. Раз-два-три-четыре-пять. Семьдесят, семьдесят один… сто пять, сто шесть… двести тридцать два, двести тридцать три… Буквы пляшут и сливаются в жирные кляксы. Но как ни крути, получается одна и та же буква. И слово, складывающееся из этих пяти букв необычайно просто. Похоже, я раскусил загадку дневника. Нелепую тайну, которую сокрыл ото всех и в первую очередь от себя. Почему?

И что, черт побери, это значит?!

А друг Ленни, Ярослав Иржмек? Какое слово нашлось бы в его записях?

Я не догадываюсь — знаю! Слово на ту же букву «Л»…

Ведь это — всего лишь игра, верно? В играх не бывает чересчур сложных правил.

Затаив дыхание, я прислушиваюсь к храпу за стеной. Но храп оборвался, в доме — мертвая тишина. Там, за стеной, тоже прислушиваются: что я сделаю? как поступлю?

Беги! — шепчут стены. Спасайся! — гудит потолок и давит, давит, давит на плечи. Буди Иринку, хватай за руку и уноси ноги!! Ведь единственное, чему ты научился в этом прекрасном новом мире, — бежать!

Нет, на этот раз я не побегу.

Собрав волю в кулак, выхожу в коридор. Долго не решаюсь войти в комнату Ленни, но преодолеваю страх и толкаю дверь.