возле невольничьего рынка и разделимся, но для верности решим так: как будет пора, я кого-нибудь из твоих сопровождающих подзову и скажу.

– Годится.

У вышедших иногородних я спросил имена.

– Архип! Осип, – бойко отрапортовали мужики, и мы пошли.

Девочка к этому времени уже вернулась, лежбище ведьмы было где-то недалеко. Проходя мимо сорванцов, я внятно и очень громко сказал:

– Сначала на Подольский Торг пойдем, барахло нужно продать.

Держались двумя ватагами, люди Николая слегка позади нас. На краю зрения что-то мелькнуло. Василиса объявилась! Архип с Осипом старались в два голоса вовсю.

– Убей Невзора, святой отец!

– Не щади черного волхва, – он уже не человек!

Мы зашли на Торг, и Пелагея подвела нас к нужному перекупщику и негромко ему сказала:

– Грицко, это я – Пелагея, из Оксанки в Татьяну перепрыгнула.

Мужик со здоровенной и очень черной бородищей к этой метаморфозе отнесся спокойно, видно видал всяческие виды, вежливо спросил:

– Чем могу служить?

– Одежку хотим продать.

– Показывайте.

Увидев движимое имущество, склонился к ведьме и совсем тихо решил узнать:

– За разбой взялась?

– С банды Кривого долг взыскали.

Длиннобородый решил узнать обстоятельства дела.

– Он с подельниками, говорят, не в себе второй день. Твоя работа?

– Чья же еще! Пошевеливайся, а то за Кривым с Косым отправишься.

Это возымело хорошее действие и процесс оценки и подсчета закипел. В конечном итоге Пелагея получила пятьдесят четыре рубля, и мы, удовлетворенные, удалились. По пути Пелагея учила Емелю:

– На невольничьем рынке не ори радостно:

– Мама! Я всю землю обошел, а тебя нашел!

– Почему это? – насупился двухметровый гигант.

– Потому что услышит тебя работорговец, цена сразу взлетит в десять раз – было рубль, станет десять. Мать для человека дороже чужой тетки.

– Теперь понял!

– Поэтому увидишь маму, подергай меня за рукав и тихонько скажи которая. Ее как звать-величать?

– Акулина.

– Какие-нибудь особенности у нее есть?

– Это как?

– Эх, орясина! – вздохнула Пелагея. – Ростом высока, шрамы на лице, косая или кривая, рыжая, – да мало ли что.

– А-а-а! – понял туповатый богатырь. – Не косая, не кривая, волос вроде моего, обычный. Ростом, верно, повыше других баб будет. Зачем-то добавил: – Ей 37 лет, деревня наша Дубровка. А! Возле рта шрамик небольшой справа – упала в детстве.

Мы с Пелагеей только покачали головами – ну хоть что-то. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Обнаглевшую Василису сегодня даже можно было увидеть. Татьяну она не боялась ничуть, мои жиденькие магические способности ее не смущали, сдерживал порыв меня убить священник с двумя волхвами и со способностями помощней моих.

– А что это она так близко подсунулась? – решил я узнать у Пелагеи, – не боится, что узнаю?

– Кабы не добавили антеки тебе своей силы, нипочем бы не узнал. Скажи про себя:

– Покажи морок! – и увидишь все, как простой мужик.

Попробовал. За нами брела маленькая старушонка с клюкой. Вот оно как!

– Теперь скажи:

– Сними морок!

Тоже получилось. Ну что ж, будем ковать железо, пока горячо!

Я повернулся и крикнул:

– Архип! Подойди!

Когда волхв подошел, сказал ему:

– Уходите, уже пора. Бабку сзади вас видишь?

– С клюшкой?

– Да. Это ведьма. Если пойдет за вами, не бросайте протоиерея одного! Эта тварь может сменить объект охоты.

– Конечно присмотрим. А говорили, что ей лет 35-40.

– Она морок накинула, мы же с отцом Николаем ее прежде видели, в лицо знаем. Близко-то он ее любую учует, да боюсь поздно будет.

– А ты что, через ведьмин морок можешь видеть? Ни один мужчина же не может.

– И я, и Богуслав, который со мной в комнате живет, оба можем.

– Ну вы сильны!

– Мы такие. Да гляди, священнику про эту старушонку не сказывай!

– А что так?

– Боюсь не утерпит, крестить начнет или крестом обмахивать, спугнет.

– Понял!

Архип вернулся в свою тройку, и они отвернули от нас на очередном повороте.

Василиса тут же подсунулась ближе.

– Пора брать, – сказал я

– И то верно, – поддержала меня Пелагея.

– А что будем брать? – заинтересовался Емельян.

– Тебя за задницу! – рявкнула ведьма, – пошли вперед!

Я в это время нагнулся к сапогу, вроде мне что-то мешает идти, а Василиса сзади понеслась меня убивать. Дождавшись, когда она будет поближе, прокричал:

– Азенте мо! – как меня научил недавно Антекон 25.

Эффект был замечательный: ведьма остановилась, зашаталась, выронила шило. Да уж! Даже кинжала на меня, вшивоту новгородскую не нашлось!

Я подошел к своей несостоявшейся убийце.

– Шило отравлено?

– Нет.

– Как же им можно убить?

– В глаз нужно ткнуть.

Вот это да! Приличных людей стилетом в сердце, а меня, как белку в глаз, чтобы шкуру не испортить! И это пришельцу из 21 века! Никакого уважения ко мне нет. Убить на ходу, между делом. О времена, о нравы!

– Пойдем, – скомандовал я. – Теперь мы с Богуславом над тобой куражиться будем.

Морок с ведьмы спал, и она опять стала симпатичной бабешкой, только какой-то безвольной и вроде как оглушенной. Антеки магическое дело знают туго. Нужна была Василиса? Пожалуйста получите, и делайте с ней все что угодно!

Мы быстро догнали Пелагею с Емелей – они меня ждали за углом в ближайшем переулке, далеко не ушли.

– Быстро поймал, молодец, – одобрила мои действия Большая Старшая ведьм Киева, – не оплошал. На рынок пойдем или сначала Ваську к Павлину в дом потащим на расправу?

– Боюсь Акулину купят за то время, что мы бродим туда-сюда. Она же не убежит?

– Куда ей деться! Будет стоять и ждать размораживающего заклинания. В ней воля полностью подавлена, по команде, что хочешь сделает.

– В этом виде может удастся Василису на Невзора науськать?

– Может быть. Только черный кудесник ведьму в таком виде к себе не подпустит, не хуже нас с тобой понимает, чем это может кончиться.

– Значит на рынок, пропавшую матушку искать.

– Скорей пошли! – рванулся Емельян.

И мы пошли, ведя с собой Василису. Ведьма безропотно переставляла ноги, безучастная ко всему и на все согласная. По внешнему виду она от обычных людей ничем не отличалась. Нет блеска и живости в глазах? Отсутствует интерес к жизни? Безропотно выполняет любые команды хозяина? Вяло говорит? И что? У нас такого народа не выгребешь!

Пошли вдоль рядов, поглядывая и на всякий случай приценяясь. Дороже всего были подростки и молодые девушки – их цена доходила до двух гривен или 80 рублей. Крепкие мужики шли по 60 монет, женщины средних лет по 40 рублей или по одной гривне.

– Почему девушки так дороги это понятно, их всегда можно продать в гарем на Восток или гонять по хозяйству в имении, опять же потом