это недоразумение с нашими сегодняшними закидонами, одного ли они ряда явления, связаны ли они, али чисто совпало? Если да, как мы можем это использовать? И можем ли?

– Понял тебя, – склонил голову Дудочник, поднимаясь.

Следом откланялись и остальные. Задержался только Чижик.

– Хозяин… – начал он.

Я поморщился. Мне подобное обращение не нравится, но не найдя, чем его заменить, промолчал.

– Я вот всё думаю над тем круговоротом взаимного… – он поморщился, подбирая слово, – поимения. И мне вот не верится, что не бывает как-то иначе!

Не найдя, что ответить юноше, в задумчивости смотрю на него, по привычке закрыв нижнюю часть лица рукой. Под моим взглядом Чижик смущается, краснеет, отчего шрамы на его лице наливаются кровью. И ведь это я изуродовал это смазливое личико!

– Понимаешь! – частит он под моим взглядом. – Противно это! Ну, не верю я, что и тебе подобное нравится! Да, сегодня ты показал себя, своё величие, но ты сам же и сказал, что рано или поздно придётся под кого-то лечь!

– Верно! – киваю я. – Более того, именно для этого я и выёживался сегодня. Показал свою силу именно для того, чтобы «лечь» под кого-то.

Чижик отшатнулся. Глаза округлились. Потом он зажмурился и потряс головой. И застонал:

– Ну, зачем?! Может, ну их, Тёмных этих?!

Чувствую, как губы мои расползаются в грустной усмешке. Но молчу.

– У нас сильный отряд! – горячо убеждает меня юноша. – А станет ещё сильнее! К нам с огромным удовольствием присоединяться даже маги уровня Охотников и Красной Звезды! И мы можем быть сами по себе! Жить так, как считаем нужным! Независимо, вольно и свободно! Зачем нам Тёмные?

– А вот это верный вопрос, мой юный ученик! – выпрямляюсь я. – Нам – Тёмные! Причём – самые-самые! Вот утром мне и ответишь – зачем? Иди!

– Так зна… – лицо Чижика вытянулось.

– Иди! Утро вечера мудренее! – выпроваживаю я княжонка, неделикатно выталкивая его, и закрываю дверь на засов.

И наконец, «расправляю крылья». Этот купол жрёт меня поедом, щука!

Утро не принесло облегчения. А целая ночь размышлений не принесла ни одной разгадки. Потому настроения нет. Вернее, оно есть, но особое. Этакое истеричное, бешеное. Зол настолько, что хочется убивать. Потому и ржать хочется. Беспричинно. Желательно – зло ржать. Причиняя боль, ржать над чужими мучениями!

– Ну? – обвожу всех взглядом. Видимо, взгляд мой настолько безумен, что люди теряются, глаза отводят, потупляя взоры.

– Э-э-э, – Чижик заикается, – кажется, мы нашли ответ!

– Гуд! Зер гуд! – оскаливаюсь я. – Молчи! Нашёл – молчи, потерял – молчи! И вообще, молчи! Умнее будешь выглядеть. Тень!

– Угу, – кивает Тамал.

– Сегодня день танцев! – возвещаю я, ударив в столешницу кулаком. – Чтоб к вечеру ни одна падла на ногах не стояла! Задача ясна?

– А то! – кивает Тамал.

– Исполнять! – рявкнул я.

– А ты? – удивляется Кочарыш.

– А я пойду дальше навыёживаюсь на шесть пожизненных, девять расстрелов и три повешения! – в этот раз я хлопнул по столу открытой ладонью. И от хлопка этого помещение опустело. Лишь из дверей мне Дудочник напоминает о моём же правиле «парного катания».

– Лицо обглодаю! – вполне искренне обещаю ему я.

Сегодня я без брони. Если всё обернётся не совсем удачно, то всё одно броня не спасёт. Потому только в штанах и куртке. На голове кепка. Почти бейсболка, точнее – тюбетейка с козырьком. Отрастил анадысь. Вместо кокарды на ней – череп и кости. Видя моё состояние, народ не лезет. Даже на главу Гильдии я зыркнул так, что он решил, что его вопросы ко мне не столь уж и срочные.

Подхожу к куполу. Секунду стою в нерешительности. Точнее в задумчивости. И не снимаю купола. Продавливаю его своим телом. Я прохожу, купол остаётся на месте.

На той стороне людно. Человек сто. Битком забили всё имеющееся пространство. И даже с окон и крыш лица. Серо-чёрные стоят коробкой отдельно от остальной пёстрой толпы. Я уже понял, что серо-чёрные немтыри к этому безобразию, что тут происходило, не имели отношения. Но их кто-то подставили под меня, под бой со мной. Осталось выяснить, кто их хозяин и чем я и он, хозяин серо-чёрных, не угодил хозяину остальных? Или хозяевам.

Вот этим я и планирую заняться.

Вперёд выходит человек, одетый так же, как вчерашние советники. Только при свете плащ его гораздо белее и уже не однотонный, а расшитый серебряным орнаментом и узором золотой нитью. Витиевато приветствует меня, представившись вторым советником, хранителем монеты. Сожалеет о произошедших недоразумениях и предлагает обсудить всё это. А я разве против? За этим, собственно, я и пришёл сюда.

Входим в коробку серо-чёрных. И движемся к Залу Совета по знакомой улице.

– Уважаемый Мрачный Весельчак, – говорит советник, – предлагаю вам бессрочный найм. Я вам предложу условия, каких никто из Совета просто не сможет предоставить.

– От чьего имени предлагаешь найм? – спрашиваю. Нехорошо спрашиваю, со звериным порыкиванием. Не люблю уродов, что улучшают своё личное благосостояние и уровень этажности своего личного статуса, используя свои должностные возможности и привилегии должности. И за счёт социума, который тебя на эту должность и поставил. Мелкие и мерзкие уродцы.

– Моего собственного имени, – склоняет голову советник.

– Ты – хранитель монеты? – усмехаюсь я, мои выводы полностью подтвердились. – Сначала заплати мне за уже выполненную работу!

– Я? – удивился советник.

Криво усмехаюсь. Понятно. Этот не путает личный карман и общественный. У него система ниппель: из общественного кармана в личный – дуй, обратно – куй! Отмахнулся от него, полностью потеряв к нему интерес, даже не пообещав, что я подумаю, не сказав, что я ему перезвоню.

Площадь за ночь не стала чище. Воняет только ещё сильнее. А вот Зал Совета убирают. Видимо пленные. Потому как под конвоем. Ну и внешний вид. Подневольность мгновенно накладывает отпечаток рабства на внешность, на взгляд.

Прохожу в Зал. Гулким полом отсчитываю его длину. Потому как проходим насквозь. И идём в какой-то кабинет. Второй советник, тот, что хранитель монеты позолоченный, отстал, с явным разочарованием на лице, ещё на ступенях. Зачем-то пнул ничем не повинную молодую рабыню, что со слезами и соплями боролась больше с собственными рвотными позывами, чем с грязью.

Коробка конвоя останавливается у дверей, у которых стоит своя стража. Беззвучно матерюсь – в позолоте! И эти тоже! Недоумки! Позолоченные недоумки открывают широкие двери, прохожу внутрь. Там коридор с окнами и дверями. У каждого окна, как фикус, позолоченный недоумок. Иду насквозь. Если личная охрана позолоченная, то мне в самый конец, к самым изукрашенным и самым широким дверям.

И угадал. Передо мной двери распахивают. Захожу.