ценность – долговечность и красота. Только как красивость и средство накопления.

– Ну?! – вскидывается Кочарыш.

– В доспехе? – удивляюсь я – Прочном, лёгком, удобном?

– А-а! – восклицает Кочарыш. – Так, красиво же!

– Красив доспех из рубиновой стали! – отмахивается Чижик. – И оружие из Изумрудной! Даже шлемы из сплава Светила, что мы добыли в Башне Скорби, красивее, если их начистить и натереть мелким песком. А это всё – позолоченные перья будущих Бродяг!

– Ой-ой! Какие мы! Ты хоть раз неделю подряд не жрал? – вскакивает Кочарыш.

– Не жрал! На днях! Вместе с тобой! – вскакивает Чижик.

– Эй! Горячие финские парни! Сядьте! – тихо осаживаю я их. – Кочарыш, согласись, что первому советнику, ну, центровому, голод уже давно-давно не грозит. Согласен? А потому блеск золотой в его глазах говорит не о нужде, как у тебя, а о его неуёмной, пусть и скрываемой алчности. Новый порядок же декларирует, буквально кричит на каждом углу о стремлении к скромности и презрении к роскоши, если не об откровенном аскетизме. Это если не вспоминать о его бабской напомаженности. И его перстни с крупными самоцветами. Артефактные, защитные. Вон, у музыканта нашего стальные. И сталь много лучше держит заклятия, чем золото. Но золото же красивше. Тем паче брюлик блестящий. Красиво же! Дорого! Кичливо. Да?

Отводят глаза.

– А ведь у него уже и так всё есть, – продолжаю я, – а он хочет ещё! И ещё! Да побыстрее! И вот тебе и источник ошибок. Имеющихся или будущих. И его будущей гибели. Потому Дудочник, которому с его железного столба виднее, и сказал про позолоченный гроб.

– Всё это ваши заумные высеры! – отмахнулся Кочарыш и сел, пригорюнившись. – Вонючий выдох задницы!

– У тебя же есть золото, – усмехается Чижик. – Всё наше золото. Сделай себе доспех из этих золотых монет!

– Да пошёл ты, сопля болотная! – вяло отмахнулся Кочарыш. – Мне в строю рубиться, а не на дверях стоять и мужикам блеском глаза застить!

– А ведь ты прав, Кочарыш! – качаю я головой, откидываясь от стола и опёршись спиной на стену, прикрыв глаза, размышляю вслух: – И такое использование этого бесполезного металла имеет право на существование. Молодец! Так что, может, ты и прав, и центровой такой же хитрец. Всем прочим золотую пыль в глаза пускающий, а сам презирающий сей злой металл. И напомаженность его такой же выверт ёкнутый, как моя одержимость Смертью. Пугало для недоумков.

– А я и говорю, благозвучные пустословы! Всё бы вам сказки рассказывать, бла-бла! – отмахнулся Кочарыш. – Вонь одна и больная голова! Пошли, братья, потанцуем! На топориках! Тень, ты с нами?

– А то! – весело откликается «учитель танцев».

– И то верно! – подхватываю я. – Кто пойдёт нашу жабью шкурку искать?

Даже Кочарыш остановился. Вздохнул, затянул пояс и мотнул головой:

– Пошли бронироваться! – ворчит он. – Как бы не пришлось за шкуру дракона кровушку пролить!

– Никакой крови! – кричу я им в спину. – Только найти! Доставать сам буду!

– Куда ж ты денешься! – кричит Кочарыш. – Тут замахаешься только её искать! Сколько носов надо свернуть, пока рты раскроются!

– Дрязгу возьми! – кричу я.

Лишь отмахивается, типа, сам знает.

Шкуру нашли. Вроде далась она нам? Стоит ли эта «овчинка выделки»? С кем придётся войти в конфронтацию за «шкуру дракона», как за легендарное золотое руно? Кто наложил на неё свои загребущие ручонки?

Но мы же «Усмешка Смерти», а что принадлежит Смерти – отдай! Иначе сами придём и заберём! И это будет вам больнее! Должны запомнить!

Идём отрядом, почти полным составом, «за шкурой». Толпой оборванцев. В том же, в чём выступили в сторону Ущелья Скорби, только ещё больше поизносились, одежд и доспеха у нас с прошлого раза не прибавилось, а узелки с металлическими кусками, трофеи Башни Скорби, просто так таскать тоже глупо. Пока из них доспех сделаешь! У-у-у!

Да ещё и металл, из которого они сделаны, и не бронза вовсе, а какой-то странный сплав, не каждый кузнец за работу с ним возьмётся. Шлемы бронзового цвета, даже больше цвета латуни, но со стальной прочностью и относительной лёгкостью стали против бронзы и латуни. Такой же солнечный доспех, лёгкий и прочный, да красивый. Даже легче, чем железные кольчуги. Но это субъективно. Не взвешивали. Вон, Чижик назвал сплав этот сплавом Светила. Солнечный металл. Поэтично. Многие копья такие же солнечные. Металлические части щитов и прочей амуниции из того же сплава. Только клинки мечей и по виду, и по ощущениям стальные. Кованые, перекладные, с характерным витым узором кузнечной сварки сортов стали разной плотности, разной твердости и гибкости. Звенят стальным пением. Поющие. Хорошие!

Мастер-кожевник хлюпает разбитым носом и обещает на нас пожаловаться…

– Кому? – ржу я.

Да-да! Центровому. Вот и нашлись загребущие ручонки!

Только вот когда я беру шкуру в руку, от моего веселья не остаётся и следа.

– Нет, ты, конечно, мастер, что надо! – восклицаю я. – Выделка – высший сорт! Но блин!

– А Лисья Морда хотел себе нагрудник со спины дракона! – вздыхает Чижик, перебирая кожу руками.

Кожа была выделана просто изумительно – тонкая, мягкая, красивая. Ну а чего ждать от такого полусладкого заказчика? Только куда нам её теперь? На сумочки Дольки Губановой? Или на туфли столичных мажоров крючконосых, да на понтовые ремешки? Куртки пошить? И то, не для похода и тяжкой жизни кочевой, а парадно-выходные. И сколько курток получится? Три? Пять? Или пара плащей. Таких же декоративных. А у меня под восемь десятков голов на шее висят! Тут или все, либо никому! У нас же власть Советов, с её всеобщей добровольно-принудительной уравниловкой? Шапочки им, как в той сказке, про шапки из овчинки? Только… Ремешки, гля!

– Кочарыш, расплатись с мастером, – велел я, – золотом!

У мастера глаза на лоб. Оказалось, что новый порядок отменил хождение золотых монет.

– Это их проблемы, а не наши с тобой, – отвечаю я мастеру. Потом снимаю с себя портупею: – Сотню таких – сделаешь?

– Сделать-то – сделаю, что тут сложного? – пожал плечами мастер, возвращая портупею, опять трогая свой разбитый нос – Только как, если Совет нам всем норму установил? Вам делаю – норму не делаю. А мне в «непорядочные» – не хочется.

– «Непорядочные» это рабы? – спрашиваю я, уже зная, какой будет ответ.

Смута в городе как раз и началась с массовых облав. Частой гребёнкой прошлись по улицам, площадям и подворотням, потом по домам и самое главное – по подземельям. С подвалов буза и выплеснулась в город, затопив его кровью. А я-то удивился, откуда такие «трудовые резервы»? А что улицы пустые, так думал из-за смуты. А оно