худших районах города, переулках Чайнатауна или «муравейниках» Пиратского берега. Я знала об этих местах, потому что о них знали все. И все старались их избегать, игнорировать, а если и упоминали, то уклончиво: «О, никогда не ходите туда!»

Шин посмотрела на меня:

– Джой заплатил мой долг и взял работать – своей шпионкой. Да, я ему и должна, и обязана. – Я не нашлась, что сказать. А китаянка продолжила: – Я долго была его глазами и ушами, но потом захотела уехать из Сан-Франциско. Чайна Джой отказался меня отпустить. Один раз я попыталась сбежать. – Подняв руку, Шин растопырила пальцы, демонстрируя ужасный обрубок: – Это он сделал. Как вы думаете, что он сделает, если я повторю попытку?

– Он отрубил тебе палец? – еле выговорила я.

Шин сжала руку в кулак. Ее лицо рассказало мне лучше слов, что она вынесла:

– У Джоя везде свои люди. Но ему нужно то, что есть у вас – связь с репортером. Джой сказал мне: «Приведи ее ко мне, если она объявится». Я не хотела, потом что боялась за вас. Но… вы теперь другая.

– Да, ты права, – усмехнулась я.

– Мисс Мэй! Вы не должны его разочаровать!

«Или меня», – сказали мне глаза китаянки то, что она не озвучила. А в произнесенных вслух словах я услышала утрату иллюзий и горький прагматизм. Шин надеялась на меня, но не позволяла себе верить в то, что у меня все получится. Одно дело, когда от успеха твоего предприятия зависит только твое собственное будущее. И совсем другое – когда от тебя зависит будущее другого человека.

– Будьте осторожны. Не один Чайна Джой опасен. Мистер Салливан тоже. Он может сделать так, что я исчезну. И вы… – Шин запнулась, но ей и не нужно было договаривать.

Я прекрасно понимала, что случилось бы, если бы Джой выдал меня частному детективу дяди.

Но пришла пора сыграть в игру, план которой я придумала в приюте. Пришло время сделать следующий шаг.

– Я уговорю Данте помочь. И когда я верну свое состояние – если Салливаны его еще не растратили – я дам тебе денег, чтобы ты смогла…

– Мне не нужны ваши деньги, мисс Мэй, – вздернула подбородок китаянка.

И я поняла, что мне не следовало предлагать их ей.

Звуки города затихли. Казалось, будто мы с Шин стоим посреди обширной равнины тишины. Очень тихо китаянка призналась:

– Ваша тетя тоже хотела вас обмануть поначалу, когда получила письмо от вашей матери. Но когда ваша мать умерла, она передумала. По-моему, она чувствовала вину. Она часто говорила о своей сестре. И о прошлом.

Я вспомнила, каким помятым и потрепанным было письмо матушки. Как будто его много раз перечитывали. Похоже, оно не давало покоя тетушке Флоренс.

– Она грозилась все вам рассказать. Мистер Салливан велел мне давать ей настойку опиума. И написать вам письмо от ее имени, с приглашением. А потом он заставил меня увеличить дозу настойки. Мне невыносимо было смотреть, как она путается в мыслях, блуждает ночами, не сознает, что делает… Но как только я уменьшала дозу, она вспоминала о вас. Они все время спорили, ругались. Я боялась. Узнав, что вы искали письмо, я решила передать его вам. В ту ночь я ждала, но…

– В ту ночь она умерла.

Шин кивнула:

– Мне надо идти.

– Да, они не должны ничего заподозрить, – сказала я и добавила уже вдогонку уходившей китаянке: – Я сделаю все, что от меня требуется, чтобы помочь тебе уехать из Сан-Франциско. Обещаю тебе, Шин!

– Я рада, что вы свободны, мисс Мэй, – откликнулась она.

– Пока еще нет, – попыталась, но не слишком успешно, улыбнуться я. – Но скоро, я надеюсь, мы обе будем свободны.

Глава двадцать пятая

«Вестник» временно обрел пристанище на крыше Торгового ледяного склада. Но идти в логово репортеров, алчущих сенсационных историй, было для меня последним шагом. Поблизости было разбито несколько палаток, а за уцелевшей живой изгородью играли с собакой ребятишки. Чуть дальше тянулась очередь за яйцами и водой, которые бесплатно раздавал с телеги неравнодушный к чужому несчастью торговец. Я встала в очередь – еще одна женщина, ожидавшая своей порции. Но глаз от склада не отводила.

Несколько человек вошли и вышли; Данте среди них не было. В груди засвербело беспокойство: а вдруг я его не узнала? Но моя очередь еще не подошла, когда Лароса вышел на улицу. Я узнала его сразу! Эта походка, то, как он держался, эта осязаемая харизма, воздействие которой на себя я ощутила еще при знакомстве… Разве его можно было не узнать? Я думала, что готова к встрече с Данте. А оказалось – нет. Я вспомнила нашу последнюю встречу в ресторане «Коппас», свой непрофессиональный рисунок в ответ на его вызов и почему-то смутилась. А от осознания того, что Данте, вероятно, знал о моем заточении в Блессингтоне, почувствовала унижение и почти запаниковала.

Но Данте был ключевой фигурой в моих планах и в планах Чайны Джоя. Сжав чудодейственную пуговицу в кармане, я вышла из очереди. Данте к тому моменту уже отошел на приличное расстояние, и я, уже не раздумывая, побежала за ним. Окликнуть его я не решилась. Не хотела привлекать к нам обоим внимание. Поравнявшись с Данте, я пошла с ним в ногу. Лароса замедлил шаг, глянул на меня в замешательстве, отвел глаза, снова взглянул и… застыл на месте как вкопанный.

– Привет, – сказала я сдавленным голосом.

– Кого я вижу! Мисс Кимбл!

То, что Данте таскался по городу, было очевидно. Его рубашка была серой от пыли и пепла. И расстегнута у горла, так что виднелись волосы на груди. Скулы испещряли полоски пластыря, борода отросла, а под глазами чернели тени – свидетели бессонных ночей.

– Я не была уверена, что вы меня узнаете.

– Мне не просто забыть женщину, которая сделала Эллиса Фаржа художником.

Я, должно быть, плохо расслышала.

– Что?

Темные глза Ларосы скользнули по мне:

– Вы жутко выглядите.

– Вы выглядите не намного лучше.

Оглядевшись по сторонам, Данте взял меня за руку – сначала осторожно, словно опасался, что я брошусь бежать. И мое сердце упало: так обычно обращаются с сумасшедшей женщиной. Но уже в следующий миг Лароса стиснул хватку, и я поняла, что сделала ошибку: он собирался сдать меня властям.

– Пойдемте со мной, – тихо произнес Данте.

Я отпрянула:

– Нет! Я никуда не пойду. Простите. Похоже, я совершила ошибку…

– Я только хочу поговорить с вами, Мэй, – искренне сказал Лароса. – Но не здесь. Здесь слишком много народа. Вы