Взгляд Ивара привлек висящий на стене топор. Отблески играли на острейшем лезвии из черного металла таком огромном, что его можно было использовать вместо стола. Судя по лоснящейся рукояти, оружие часто бывало в деле.

– Ничего себе!.. – восхищенно протянул глядевший гуда же Скафти и с сожалением посмотрел на свою секиру куда меньших размеров. – Я такое и не подниму!

Через порог шагнул Бабай-Ага, и с ним в залу ворвались запахи крови и сырого мяса. Халат его оказался заляпан красным, а в руках бородатый горец держал здоровенный казан, в котором поместилась бы парочка кабанов.

– Сейчас огоньку добавим, – сказал Бабай-Ага и улыбнулся. Улыбка была широкая, дружелюбная, на нее просто невозможно было не ответить.

Казан бухнулся на стоящие в очаге камни, а Бабай-Ага плюхнулся на четвереньки, легонько дунул. Из углей с ревом взметнулось пламя, словно в костер бросили охапку сухих веток.

Ивар тут же подобрался – колдовство? Покосился на Ингьяльда, но тот сидел расслабленный, чуть ли не спал, хотя чужие чары почувствовал бы за сотню шагов.

– Ну, – сказал Бабай-Ага, с кряхтением опускаясь на ковер, – настало время для беседы. Расскажи мне, конунг по имени Ивар Ловкач, куда путь держите? Что привело тебя в наши горы?

Ивар вздрогнул. Он не помнил, чтобы называл бородатому горцу свое имя, а тем более прозвище. Ведь не написано же оно крупными рунами на лбу?

– Не бойся, – вздохнул Бабай-Ага, правильно оценив замешательство собеседника. – У нас в горах эхо сильное, камень упал, а через сто ущелий слышно! Кто-то шепотом сказал, чуткое ухо и через сто гор уловит!

Только тут Ивар заметил, что в разговоре участвует он один. Ингьяльд откровенно похрапывал, Кари дремал, Широко распахнув рот, даже Нерейд, только что вертевший головой, словно любопытный птенец, клевал носом.

– Они все спят, – мягко сказал Бабай-Ага, – и нашей беседе никто не помешает.

– Кто ты? – спросил Ивар, пытаясь нашарить меч. Но тот словно куда-то запропастился.

– Бабай-Ага, ни больше ни меньше, – усмехнулся таинственный собеседник. Пятна крови и вина на его оранжевом халате успели деться непонятно куда. Зубы у него были крупные, белые. – И я никогда не причиню вреда своим гостям.

– Ладно… – Ивар сел прямо. Беспокойство пропало, растворившись в волне теплого дружелюбия, источаемого хозяином. Конунг неожиданно понял, что говорить с этим человеком (человеком ли?) можно только откровенно, – Сам видишь, мы не купцы и не разбойники…

Слушал Бабай-Ага внимательно, не перебивая, поглаживал бороду. Иногда хмыкал, глядя в сторону очага, где побулькивало варево в казане. Время от времени из-под трепетавшей крышки вырывались струйки пара.

– Вот, значит, как, – сказал он, когда Ивар умолк. – Ищете чародея, который умыкнул Наковальню Сварога? Окольный выбрали для этого путь… хотя напрямую на самом деле не пройти – вся Степь в его власти.

– А горы?

– Что – горы? – Бабай-Ага пренебрежительно хмыкнул. – Их и сотне колдунов не подчинить. Тут в каждом ущелье свой народ, свои боги, и все как на подбор злые да воинственные. Ни перед кем шапку ломать не станут! А ваш чародей на самом краешке поселился, башню отгрохал…

– Ты знаешь к ней дорогу?

– Отчего же не знать? – Бабай-Ага наклонился к казану, приподнял крышку. Изнутри хлынул густой мясной запах. Желудок Ивара судорожно квакнул, спящий Кари тревожно зашевелился, Лычко беспокойно повел носом. – Тут не так далеко, только придется одолеть стражу.

– Ну сражаться нам не впервой, – суровым голосом отчеканил Ивар.

– Это я вижу, – Бабай-Ага бросил внутрь казана щепотку какого-то черного порошка, со звяканьем вернул крышку на место. – Запоминай дорогу, конунг.

Судя по дальнейшему рассказу, обитатель затерявшейся в горной глухомани башни самолично излазил все окрестности вокруг твердыни зловредного колдуна либо не раз облетел их по воздуху.

– Все запомнил? – поинтересовался Бабай-Ага, еще раз заглядывая в казан. Запах на этот раз оказался еще гуще, и, судя по удовлетворенному ворчанию хозяина, все было готово.

– Ага, – кивнул Ивар.

– Вот и отлично, – Бабай-Ага почесал волосатую почти по-медвежьи грудь, дунул, и огонь под казаном мгновенно потух. Остались лишь угли и поднимающийся к потолку дым. – Тогда сейчас разбудим твоих парней…

Он хлопнул в ладоши. Сопение Ингьяльда прервалось, сонно заморгал спавший сидя Нерейд, зашевелился Кари.

– Прошу к столу! – громогласно объявил Бабай-Ага. – Ах какой плов!.. Какой плов!.. Пальцы себе откусите!..

Конь Ивара выглядел таким отдохнувшим, словно не был под седлом дней десять, только отъедался на пастбище. На сбрую посмотрел и печально вздохнул.

– Спасибо за гостеприимство, хозяин, – сказал конунг. В животе ощущалась приятная тяжесть. Остатки плова доедали утром, и викинги ходили раздувшиеся, точно комары на спине коровы. – Будем в этих краях – обязательно заедем еще…

– Заезжайте, – Бабай-Ага широко ухмыльнулся. Сегодня он сменил халат на темно-синий, цвета вечернего неба. – Еще одного барана зарежу! Нет, двух!

– Этого я не переживу, – простонал Нерейд, тяжело, точно баба на сносях, забираясь на коня, – Я и сейчас готов лопнуть, а уж что со мной будет после двух баранов?

– Понос будет, – заключил Ингьяльд, который из осторожности ел меньше всех и сейчас почти не мучился.

– Да, – трагическим шепотом согласился Нерейд. – Но от плова все равно не откажусь!

– Пусть будет легок ваш путь. – Бабай-Ага поднял руку, и кони неторопливо двинулись по широкой тропе прочь от круглой башни из серых камней и ее странного обитателя.

Через сотню шагов Ивар обернулся. Наползший непонятно откуда туман скрыл склон горы, и позади ничего не было видно. Когда конунг оглянулся в следующий раз, уже издалека, то на том месте, где недавно стояло гостеприимное жилье, увидел лишь пологий скат, усеянный валунами.

Ивар вздрогнул и отвернулся, больше он не оборачивался.

Тропа вихляла между гор, точно небрежно брошенная лента. Тянулась по краю пропастей, таких глубоких, что, падая в каждую из них, можно было успеть десять раз вспомнить всех родственников. Порой тропа спускалась вниз, и приходилось семенить по острым камням, по дну ущелий, из которых почти не было видно неба, а отвесные стены нависали, как готовые сойтись исполинские ладони.

Ни клочка зелени вокруг – только камни, черные, словно угли, серые, точно пыль, или белые, как снег. Из всех звуков – стук копыт да заунывные рулады ветра.

Некоторое время ехали по берегу горной речки. Вода пенилась и яростно бросалась на берег, от нее веяло холодом. Потом река свернула в сторону, а впереди открылось очередное ущелье, которое, для разнообразия, разверзлось поперек пути.

Сооружение, болтавшееся над ним, мостом назвал бы только очень жизнерадостный человек. Конструкция из веревок, обрывков кожи и досок опасно поскрипывала, покачиваясь на ветру.