раньше и были забиты битком и часто выглядели как места лишения свободы… мы хотя бы заботились об этих людях. А теперь – нет».

Покойный невролог Оливер Сакс соглашался с этим мнением в своем эссе «Забытые добродетели психбольниц», говоря, что «мы забыли о добрых сторонах психбольниц или же чувствовали, что больше не можем позволить себе их содержание: простор и чувство общности, место для работы и игр, а также для постепенного освоения социальных и профессиональных навыков – тихая гавань, предоставляемая хорошо оснащенными государственными больницами».

Впервые услышав о такой переоценке, я вспомнила Нелли Блай. Мы это уже пробовали, и видите, как хорошо сработало? Змеиные ямы прошлого были гротескной главой в истории медицины, и последнее, чего бы мы хотели, это вернуться к ним. И все же нельзя назвать происходящее сейчас настоящим прогрессом.

Три специалиста по этике из Пенсильванского университета, Доминик Систи, Андреа Сигал и Иезекииль Эммануэль, в 2015 году написали неожиданно резкую статью под названием «Верните психлечебницы». В ней они убедительно ратуют за новую модель ухода, которая берет лучшее от прошлого и адаптирует это к реалиям современного медицинского учреждения. Никто не может пойти на поправку без самого необходимого – крова, одежды и еды, – люди также нуждаются и в уходе: разумном медицинском вмешательстве, личном контакте, общинности и значимости. В идеальном мире (с лучшим финансированием здравоохранения) авторы предполагают комплексный подход, который обеспечит все вышеперечисленное – от круглосуточного стационара для тяжелобольных и долговременного пребывания для хронически больных до амбулаторной общинной терапии, основанной на поддержке родных выздоравливающих. Получается многоуровневая система (с отделениями интенсивной терапии, послеоперационными палатами и реабилитационными центрами) подобная тем, что лечат людей с иными заболеваниями.

Тем не менее авторы столкнулись с безудержной критикой после публикации статьи – Доминик Систи даже лишился контракта с департаментом общественной охраны психического здоровья города Филадельфии. Кто-то из ответственных за его финансирование назвал работу «бесчестной».

«Все споры сводятся к одному вопросу: что считать ментальным расстройством? – говорит Доминик. – Если копнуть достаточно глубоко, то борьба за принудительное лечение и долгосрочный уход ведет к несогласию с фундаментальной концепцией “психического расстройства”. Вот о чем речь».

Эти невыносимые вопросы – физическое против ментального, мозг против разума – мучили нас всегда. Они имеют глубокие последствия, от которых зависят жизнь и смерть. Со временем границы и определения могут меняться, но смысл остается тем же – мы считаем одни заболевания достойными большего сострадания, чем другие. И этому нужно положить конец.

Для этого мало увеличить число койко-мест и позволить людям дальше чахнуть – нужно шире смотреть на устройство жизни каждого человека, на его прошлое и настоящее и на тысячи бытовых факторов, которые каждый день влияют на болезнь и здоровье.

«Мозг чрезвычайно пластичен, – говорит доктор Мэри Уэбстер, директор лаборатории медицинского исследовательского института Стэнли. – Все перенесенное вами определенным образом меняет его. И все в таком духе. Сами понимаете, благодаря психоанализу, такие речи уже не в чести, но [раннее детство], воспитание, жестокое обращение с детьми увеличивают риск развития психических расстройств». Бытовые факторы – осложнения при родах, жизнь в городе, детские травмы, переезд в другую страну, употребление травки и даже кошка в доме[93] – все это может повысить риск развития серьезного психического заболевания. Например, в Британии отмечено, что шизофрения чаще встречается у выходцев из Карибского бассейна. Это связывают с такими социальными факторами, как миграция, социальная изоляция и дискриминация.

Городская жизнь связана с более высокими показателями шизофрении. Почему? Точно неизвестно, но многие полагают, что в городской среде отсутствует элемент, который есть в небольших сплоченных районах: поддержка и общность. Это та самая ключевая часть исцеления, применявшаяся в Палате № 11 и в госпитализации Гарри Ландо.

Другие исследования согласны с этим выводом. Правительство два года финансировало исследование, опубликованное в журнале «American Journal of Psychiatry», которое показало, что раннее вмешательство после «первых срывов», когда человек впервые испытывает заметные симптомы серьезного психического заболевания, с применением антипсихотической медикаметозной терапии в сочетании со «всесторонним подходом со множеством элементов», включающим поддержку семьи и психотерапию, приводит к лучшему исходу болезни.

Появились новые модели исследований и лечения для обучения людей, слышащих голоса: жить со слуховой галлюцинацией – не отключая их полностью, а напрямую взаимодействуя с ними. Ученые из Йеля обнаружили, что ключевое различие в галлюцинациях ясновидящих и шизофреников состоит в том, что ясновидящие рассматривают голоса в духовном или религиозном контексте, а потому они меньше их беспокоят. Новый подход поддержали исследователи Стэнфорда, сравнившие людей со слуховыми галлюцинациями и с диагностированной шизофренией из США с такими же людьми в развивающихся странах. В Америке, как правило, применяют биологическую модель психического заболевания, и пациенты сообщают об антагонических отношениях с галлюцинациями; сами голоса часто жестокие, агрессивные и негативные. Люди в индийском Ченнае и в столице Ганы, Аккре, напротив, описывают более позитивное взаимодействие с голосами и говорят о лучших долгосрочных результатах лечения. «Вызвана ли болезнь культурным восприятием? – спрашивает антрополог из Стэнфорда Таня Мари Лурманн. – Конечно, нет. Но становится ли от культурного восприятия хуже? Возможно».

Все перенесенное вами определенным образом меняет мозг.

Терапия, принимающая во внимание культурное восприятие, называется методом открытого диалога. Он подразумевает создание глубокой общественной поддержки, которая, по словам врачей, в конечном счете позволит снизить применение антипсихотиков с учетом психотического опыта человека (звучит так, будто этот метод успешно сосуществовал с терапией в «Сотерии» и в Кингсли-холле Р. Д. Лэйнга). Открытый диалог переехал из своей родной Финляндии в больницу Маклина в штате Массачусетс, частную психиатрическую больницу № 1 в США. Я лично видела, как там применяют метод открытого диалога, и была поражена его простотой. К пациенту относились прежде всего как к человеку.

Лучшие в данной области являются экспертами именно в этом – в отношении к людям и выделении симптомов, которые не всегда просто отличить от других, более объективных медицинских показателей. Для этого требуются длительные встречи с пациентами, тщательное изучение истории болезни и доверительное отношение. Психиатрия в лучшем виде – это то, что нужно всей медицине: человечность, умение слушать и эмпатия. Но в худшем случае это приводит к страхам, осуждению и высокомерию. Итоговый вывод повторялся в моих беседах раз за разом: медицина в общем и психиатрия в частности настолько же загадочны и сентиментальны, насколько научны.

Вы наверняка слышали об эффекте плацебо, тиски которого так же сильны, как тиски психиатрии. Этот термин восходит к религиозному применению в псалме Placebo Domine «Буду угоден Господу», но к концу XIV века слово приобрело более негативную ассоциацию в стенах церкви, чтобы описать притворных плакальщиков,