Листок, на котором были изображены играющие в карты европейские державы, хозяин повесил у дверей гостиницы для всеобщего обозрения. Иван видел, как хохотали прохожие, читая надписи на листке. Потрепанная Франция с тоской рассматривала свои карты и вопрошала: «Выиграю или проиграю?». «Играю и выигрываю, а прибыли не имею!» — с глупым видом разводила руками Швеция. Сидевшая в стороне Россия утешала своего обмотанного бинтами союзника: «Брат Август, играй смело, я за тебя заплачу!». На суету карточных партнеров презрительно взирала Англия. Ее слова художник выделил особо: «Имею отличные карты для собственной игры!».

— Так ты говорил об этом джентльмене? — вдруг обратился толстяк к капитану Хинстоку.

— Так точно, сэр! О нем упоминал в своем донесении и сэр Роберт.

Из-под квадратных очков на Ивана в упор смотрели серо-голубые глаза. Вспомнился взгляд знакомого капитана морской пехоты. Тот любил говорить, что сразу определяет степень годности новобранца и может сразу сказать, как пойдет у того служба и сколько врагов он сможет уничтожить в бою, прежде чем убьют его самого.

Толстяк заговорил по-голландски, а потом по-немецки. Пожелал узнать мнение Ивана о ветрах в Северней море, ценах на провизию в портах Италии и некоторых других вещах. Ответы до конца не выслушивал, задавал новые вопросы. Наконец удовлетворенно кивнул и попросил слугу принести еще портера.

Расходились под вечер. На пристани капитан Хинсток наклонился к Ивану и негромко произнес:

— Поздравляю, лейтенант. Первое испытание выдержал. Если повезет, то станешь членом лебединой стаи.

Работа началась на следующей неделе. Иван стал торговым агентом в небольшой конторе по закупке леса. Располагалась она в Сити среди десятков подобных учреждений и ничем среди них не выделялась. Оборот оказался невелик — вместо качественного леса из Архангельска или Нью-Йорка, ее хозяин предпочитал закупать товар в Германии или Дании. Переписка с поставщиками была огромной, но накладных на реальный товар почти не поступало. Деловые письма пестрели цифрами и датами, но указанные в них цены, сроки и объем поставок казались довольно странными и не сулили выгодных сделок.

Отлучаться из конторы Ивану не велели. Даже ночевать пришлось в каморке, расположенной между конторкой и складом. Вся она была заставлена шкафами с картонными папками и какими-то коробками. На складе постоянно находилась пара широкоплечих охранников, своим говором и повадками сильно смахивавших на морских пехотинцев. Все дни уходили на изучение карт и лоций побережья западноевропейских стран, а также на чтение очень интересных, но не имевших отношения к торговле бумаг. Несколько раз в контору заходил благообразный священник. Немногословно, но очень толково он поведал об основах тайнописи и разгадывании шифров, о том, как не оставляя следов вскрыть запечатанное письмо, ознакомиться с его содержанием и обратно запечатать.

Однажды Ивана подняли среди ночи и отвезли в Дувр. Здесь дали краткие наставления, а затем в одежде рыбака погрузили на борт небольшого суденышка. Его команда собралась на лов сельди, но под сетями хранила мушкеты. Потом было плавание к берегам Франции, где в условленном месте выгрузили ящик и приняли неизвестного человека с толстой сумкой в руках. На обратном пути встретились с французским дозорным ботом. На предложение остановиться и выяснить некоторое вопросы ответили стрельбой и скрылись в тумане.

На английском берегу капитан Хинсток похлопал лейтенанта Карпентера по плечу и радостно сообщил, что тот выдержал и это испытание. Пока можно отдыхать и ждать новых приказаний.

О том, что в Лондоне находится российский посол, Иван знал. Знал и то, что это никто иной, как знакомый еще по Амстердаму боярин Андрей Артамонович Матвеев.

Но возле его дома, как и возле каждого знатного иностранца, всегда толклись разные неприметные личности. Следили за всеми приходившими и уходившими из посольства, а также друг за другом. Лейтенанту королевского флота, да еще оказавшемуся причастным к деликатным делам, лучше около них и рядом не стоять.

А вот за посольскими слугами наблюдение велось не столь строго. Как-то рано утром Иван заметил посольского повара, спешившего на рынок за покупками. Как бы случайно оказался рядом с ним у одного прилавка. Услышал, как он торгуется с продавцом и свою корявую английскую речь сдабривает ядреными московскими словечками. Немного погодя и сам приценился к телячьей ноге, спросил совета относительно качества мяса. Разговорились и перешли на русский. Повар согласился взять записку на имя посла, к ней за свои труды получил полновесный испанский дублон.

На следующий день повар кивнул Ивану, как старому знакомому. На перекрестке постояли рядом, поглазели на новые штуки сукна, которые приказчики раскладывали в окне лавки. Мимо проехала карета, и сидевший в ней человек, приоткрыв занавески, тоже взглянул на новый товар и тех, кто стоял возле лавки.

Под вечер повар зашел выпить пива в гостиницу, где теперь проживал Иван. На улицу вышли врозь, но пошли в одну сторону. Так и оказались в тихом переулке, куда не доносился шум с набережной. Повар постучал в дверь невысокого дома, на котором висела потемневшая вывеска какого-то торговца.

В небольшой комнате у тлеющего камина сидел сам российский посол. За прошедшие годы он мало изменился. Одет все также щеголевато, чисто выбрит, благоухает духами. Но на лбу прибавилось морщин, взгляд стал суровым. Все же веселая ямочка на подбородке осталась, а уголки губ, как и раньше, таили усмешку.

— Здравствуй, Иван, — негромко произнес Андрей Артамонович. — Рад видеть тебя живым и здоровым. Возмужал ты, плотников сын, сразу можно в гвардейский полк записать, в первую шеренгу поставить. Рассказывай, где тебя носило?

Слушал внимательно, порой удивленно поднимал брови. Задавал короткие вопросы и только качал головой. Под конец рассказа любезная улыбка исчезла с его губ.

— Андрей Артамонович, помогите вернуться домой, — закончил Иван. — Знаний и опыта на чужой стороне набрался, пора и Отечеству послужить. Сейчас меня на новую службу определили, чтобы воевал тайно, под чужим флагом. Сунут куда-нибудь, куда своих посылать жалко, да и бросят. Им победа, а мне в чужом пиру похмелье. На Руси, как я слышал, государь Петр Алексеевич построил флот, и наши корабли уже вышли в море.

— Ты, Иван, на английской службе преуспел, чин получил немалый. А дома придется начинать с рядовых постов, и оплата будет поменьше.

— В Англии хорошо живется тому, кто имеет сильную родню и поместья. Простым людям приходится трудно, каждый заботится о себе сам. Вчера видел знакомого боцмана. Стоит на площади, шея и руки в колодках, а над головой надпись — «Лентяй». Оказалось, уволили из флота по болезни, дали смешную пенсию, а потом загнали в работный дом. Там по 12 часов в день трепал пеньку. За то, что не смог выполнить урок, выставили старика у позорного столба. Заплатил за него штраф, только знаю, что скоро он опять там окажется…

Иван замолчал. Не стал вспоминать других моряков, списанных на берег по разным причинам. Да и не расскажешь всего. Одному на чужой стороне порой приходится очень тяжело. И страшно! Ну да послу этого не понять, он лицо казенное. За ним Держава!