Тепла к нему.

Он — самый счастливый человек на свете.

Выходя через французское окно в прохладную сырость сада герцога Олимпии и придерживая Эмили за спину, Эшленд обернулся всего лишь раз. Олимпия, выделявшийся своей серебристой головой, пересекал комнату, направляясь к секретной панели в стене позади оркестра, где ждала мисс Динглеби с приготовленной ловушкой.

Все на месте. Ему нужно всего лишь не подпускать Эмили к бальному залу. И право же, чем глубже в сад они зайдут, чем больше он займет ее ум и тело, тем в большей безопасности она будет.

Собственно, это его долг.

— Ой, тут так холодно! — воскликнула она. — Давай вернемся обратно. Мы должны вернуться. Наши гости начнут гадать, куда мы подевались.

Эшленд поставил шампанское на пустую вазу, снял свой фрак и накинул его на плечи Эмили.

— Задача решена. Пей свое шампанское, как хорошая девочка.

Он взял бокал и протянул ей.

— Я действительно не должна…

Он положил руку ей на спину и подтянул Эмили к себе.

— Есть старая поговорка, моя милая. Если леди говорит, что не должна, она наверняка сделает.

— Прошу прощения? Где ты этому научился?

— Я служил в армии.

— Эта отговорка кажется мне все менее привлекательной.

Но она улыбалась, она была счастлива. И позволяла увлечь себя все глубже в сад, где свет, падавший из бального зала, уступал место теням. Клумбы все, конечно, оголились, розы были безжалостно обрезаны, кусты словно сжались от февральского мороза. Впереди виднелся ряд самшитов, подстриженных армией садовников Олимпии в форме шара, но Эшленд проворно провел ее мимо них, направляясь к небольшой стеклянной оранжерее, заполненной весенними растениями.

— О, я ее помню! — воскликнула Эмили. — Мы с сестрами устраивали тут чаепития, когда в начале лета приезжали в гости. Это было так весело! Я бы с удовольствием заглянула внутрь, но она, наверное, заперта на зиму.

Эшленд протянул через ее спину руку и извлек из внутреннего кармана небольшой предмет, постаравшись задеть грудь Эмили.

И протянул этот предмет ей.

— О! А как ты раздобыл ключ?

— Я большой специалист по таким вещам.

— Как захватывающе. Интересно, стоит ли тут еще тот старый плетеный шезлонг? Мы любили на нем подремать.

— Стоит.

— Как… о! — Она остановилась в дверях.

Эшленд подошел к ней сзади и обнял.

— Тебе нравится?

— Как ты?… О, это прекрасно!

Она шагнула вперед, в беседку из цветов, ароматных лилий и роз, гардений, срезанных и переполнявших вазы, чувственных орхидей, цветущих в вазонах.

— Часть принадлежит твоему дяде. А я послал несколько человек обчистить цветочные лавки.

Эмили повернулась к нему лицом.

— О, но мы не можем! Бал!

— Шампанское льется рекой. Подозреваю, что там даже не заметят нашего отсутствия.

Он склонился и нежно прильнул к ее губам.

Эмили обняла его за шею.

— Эшленд, ты — романтик.

— Прикуси язык. Я — неотесанный и молчаливый йоркширский герцог. — Он подхватил ее на руки и понес к шезлонгу. Фамильные сапфиры подмигивали ему.

— Это скандально. Мы в самом деле до свадьбы должны вести себя пристойнее. — Эмили мечтательно вздохнула и запрокинула назад голову, потому что его язык приступил к исследованию нежной кожи ее шеи.

— Поверь мне, свадьба произойдет так быстро, как мы только сумеем ее устроить, — сказал он.

— И чем быстрее, тем лучше.

— Я рад, что ты приняла мою точку зрения. — Эшленд оттянул вырез ее платья. Он прилегал плотно, выкроенный точно по мерке, но сегодня груди Эмили казались необычно пышными, они почти вырывались из корсета, и с некоторым усилием Эшленд сумел выманить наружу один темный сосок.

Она гортанно засмеялась.

— На самом деле у меня просто нет выбора.

Эшленд был занят тем, что посасывал нежный сосок, и ответить не смог. Господи, какая она сладкая! Ее спина выгнулась, почуяв его жадное вожделение, член в брюках раздулся.

— Эшленд, ну в самом деле. Сейчас не время для этого. Планы дяди…

— К черту планы твоего дяди. — Эшленд говорил совершенно серьезно.

— Но есть кое-что… Я должна рассказать вам обоим, про мисс Динглеби…

Эшленд поднял голову и положил ладонь Эмили на щеку.

— Мы все знаем про мисс Динглеби. Поверь мне. Как раз сейчас твой дядя с этим разбирается.

— О.

Ее глаза, освещенные луной, округлились.

Он поцеловал уголки ее глаз, ее губы.

— Неужели я позволил бы себе расслабиться хоть на мгновение, будь ты в опасности? Конечно, нет. Олимпия все объяснил. Да, и мисс Динглеби, и все остальное. И прямо сейчас он с этим разбирается. Тебе больше не о чем тревожиться.

— Ты знаешь все? — Голос ее прозвучал взволнованно.

— Абсолютно.

Ее тело в его объятиях расслабилось.

— И ты счастлив?

— Полностью удовлетворен.

Она положила руки ему на плечи.

— Эшленд, я так рада. Ты даже не представляешь, какое это облегчение. Эти последние недели я чувствовала себя в западне, понимая, что подвергаю тебя опасности, хотя ты этого не выбирал. И не хотела загонять тебя в ловушку. Не хотела ничего говорить, пока не удостоверюсь…

От ее мягкого согласия грудь просто переполнилась нежностью.

— Все уже закончилось, милая, или почти все. Впереди только розы.

Она снова открыла рот, но Эшленд прижал к нему палец.

— Больше никаких тревог. Позволь мне заняться с тобой любовью. Позволь подарить тебе наслаждение.

Эмили отвела его палец и улыбнулась.

— Я только хотела сказать, что на этот раз тебе уже не потребуется носовой платок.

Какое-то время он ничего не мог сказать. Казалось, что в груди взошло солнце. Эшленд склонился к ней.

— Да.

Несмотря на кипевшую от желания кровь, он соблазнял ее медленно, дождался, пока она станет влажной и скользкой, и только тогда расстегнулся и погрузился в нее, двигаясь в неторопливом ритме. Он довел ее до оргазма, жестко контролируя себя, заботясь о нежности после вчерашнего безумия. Время словно остановилось; его обволакивали атлас и накрахмаленные нижние юбки, сапфиры и мягкая кожа, аромат редких цветов и ножны Эмили, стискивающие его естество. И все это было настолько восхитительно, настолько томно, что, когда Эмили, содрогаясь и задыхаясь, кончила, мощь собственного оргазма ошеломила его.