Легкое шарканье по половицам.

— Моя дорогая, о чем вы?

— Я знаю, что вы работаете с Гансом. Знаю, что вы связаны с этими анархистами, убийцами моего отца. Полагаю, у вас имеется какой-то план насчет меня, иначе вы убили бы меня прямо на месте. Что бы это ни было, я готова. Отпустите их.

Мисс Динглеби засмеялась в темноте.

— Боже-боже, какой у вас изобретательный ум! Планы на вас? У меня только один план — сохранить вас живой и невредимой. Последние несколько часов я провела, выслеживая нашего немецкого друга, как только выяснила, что он оставил свой пост на Парк-лейн. Слава богу, хоть кто-то из нас догадался захватить с собой пистолет. Или вы надеялись подкупить его своими сапфирами?

Эмили совсем забыла про сапфиры и сейчас схватилась за шею. Они были там, холодные и тяжелые, стоимостью в целое состояние. Она сомкнула на них пальцы, словно это якорь, который может удержать на месте ее мечущиеся мысли.

— Напиток! Напиток, который вы предложили мне перед балом!

— Чтобы освежить вас. Ну право же, Эмили! Что за дьявольщина на вас нашла? Отойдите, пожалуйста, в сторону, чтобы я смогла разобраться с Гансом, не боясь ранить вас.

Эмили помотала головой:

— Нет. Я видела ваш взгляд. И Эшленд сказал… когда услышал про напиток…

— Дорогая моя девочка, ты села в такую лужу! Если бы я хотела похитить тебя, зачем, ради всего святого, я бы стала отправлять тебя в Йоркшир? На месяцы! И твоих сестер. Разве я не похитила бы и их тоже? Ты несешь полную бессмыслицу.

Эмили заставила себя мыслить логически.

— Из-за моего дяди. Потому что вам требовалось заставить его думать, что опасность исходит откуда-то извне, иначе он бы вас сразу же вычислил. И остановил. — Она ахнула. — Олимпия! Сегодня вечером только он был вашей настоящей целью, верно? И убить вы собирались именно его. Вы могли всадить в него пулю, и никто бы на вас не подумал!

— Послушайте! — воскликнул Фредди.

— И что пошло не так, мисс Динглеби? Вы подумали, что я вас раскусила, и быстро изменили планы? Или Ганс не послушался вашего приказа и отправился на Итон-сквер? — Она задрала голову к сеновалу и по-немецки закричала вверх, в темноту: — Ганс? Каков был сегодняшний план на Парк-лейн?

Молчание.

— Значит, он работает на вас, — повернулась обратно Эмили. — И это была ваша идея — заманить меня сюда, пока все остальные на балу. Ваш второй план, потому что первый провалился, когда я отказалась пить ваше снадобье.

— Чепуха. Ганс! — рявкнула по-немецки мисс Динглеби. — Ты немедленно отпустишь обоих детей!

— Фрейлейн?

— Немедленно, я сказала!

Молчание, а затем:

— Нет, фрейлейн.

— Отпусти их, Ганс, — взмолилась Эмили. — У меня на шее висит целое состояние. Камни твои. Отпусти детей и получишь и камни, и меня. Они ни в чем не виноваты и не имеют к этому никакого отношения.

— Прекрати сейчас же, Гримсби!

На сеновале послышался шорох, затем удар. Мэри вскрикнула.

— Включите свет, фрейлейн! — заорал Ганс. — Сейчас же!

Помещение конюшни мгновенно осветилось тошнотворным газовым светом. Эмили, споткнувшись, отпрянула назад, но твердая рука Симпсона помогла ей сохранить равновесие. Эмили старалась удержать в поле зрения и мисс Динглеби, и сеновал…

Сеновал, где Фредди, приподнявшись, ожесточенно пытался выпутаться из веревок, а Ганс взмахнул веревкой, готовый ударить.

Где герцог Эшленд бесшумно спрыгнул со стропил и вышиб из руки ошеломленного Ганса пистолет.

В Индии и Афганистане его называли Гнев. Говорили, что такое невозможно, что это чудо, что человек такого крупного сложения не может двигаться, не шелохнув воздух, не сдвинув с места ни единого камушка. Не может прокрасться по горному проходу и убить часового так, чтобы тот не издал ни звука.

Невозможно, говорили афганцы. Он не человек. Должно быть, он дух, призрак.

Но все равно назначили за его голову цену, а затем повысили ее до немыслимой суммы. Кое-кто из приближенных к власти британцев считал, что он должен отправиться домой, пока цел, что он сделал достаточно, что никто не может вечно рассчитывать на такую удачу. Но Олимпия не согласился.

— Мы не можем обойтись без него до тех пор, пока британская армия в любой миг готова перейти в наступление, — заявил он.

А сам Эшленд? Он верил в собственную неуязвимость. Все в жизни доставалось ему естественным путем — внешность, сила, мозги, талант, красавица жена. Он зачал наследника в первую брачную ночь. Он был любимцем богов, так разве мог он пасть?

Гнев был пойман в течение следующей недели.

Но тело помнило все. Мышцы знали, как нужно хитро двигаться, как бесшумно скользить по балкам конюшни, пока не окажешься в нескольких дюймах над головой своей цели.

Как тихо лежать, дожидаясь, когда нужно будет ударить, даже если Эмили, которую он любит, готова обменять свою жизнь на жизнь его детей.

Эмили, которую он любит.

Когда до него донесся голос Эмили, невозмутимый и решительный, он подумал, что сейчас взорвется от любви к ней. Он был переполнен этой любовью, создан из нее. Включился свет, и он прыгнул.

Пистолет с грохотом упал на пол, стоило точно ударить Ганса по локтю. Эшленд обхватил его шею рукой.

— Отпустите его, Эшленд! — рявкнула мисс Динглеби.

Ганс придушенно застонал. Отпустив веревку, он вцепился могучими пальцами в руку Эшленда, но Эшленд держал его крепко. Его переполняла сверхъестественная сила — сила сражения. Сила мужчины, защищающего свое самое дорогое.

— Эшленд, осторожно! — крикнула Эмили.

— Отпустите же его, ради бога! Или я выстрелю!

— Промахнетесь, — отрезал он. Двенадцать лет назад, с целой правой рукой, он бы убил Ганса в мгновение ока. Сейчас это было сложнее — жестокая проверка силы его руки против толстой шеи Ганса. Правая рука Ганса упала, царапая куртку. Нож?

— Значит, я попаду в Ганса, и мы никогда не узнаем, кому, черт возьми, так понадобились принцессы!

— Вам! — взревел Эшленд.

— Не мне! Убейте его сейчас, и мы окажемся отброшены к началу! И что тогда будет с Эмили? Что будет с ее сестрами?

Эшленд заколебался. Верить ей или нет? Если он убьет Ганса, что сделает она? Разрядит пистолет в Эмили? Успеет ли он добраться до нее вовремя?

— Эмили, она говорит правду? — негромко спросил Эшленд.

— Не знаю! Я… — Голос Эмили звучал страдальчески.

Эшленд взглянул на пистолет, лежавший в нескольких футах от него.

— Ну хорошо, — сказал он, одним движением сильно оттолкнул от себя Ганса, нырнул за пистолетом, перекатился и прицелился в немца-камердинера. — Ну-ка, Ганс, будь так добр, развяжи моих детей.