– А как Сема узнал, что Жора помаленьку киллерствует? – продолжала допытываться Ирка.

Серый сказал:

– Думаю, если Семен был знаком с Жорой со школьной скамьи, легко мог догадаться, что малолетний хулиган и довечник вырос в настоящего преступника.

– А что, Семенова теща и впрямь такая стерва? – неожиданно поинтересовалась Ирка.

– Страшная женщина! Гибрид бешеной лисицы, медведя гризли и гремучей змеи! Не буду лукавить, жалко мне Семена, эта крокодилица сама довела его до ручки. Теперь несчастный парень будет гнить в тюрьме, а теща-вампириха по-прежнему живее всех живых!

– Ну, насчет тюрьмы ты погорячилась, – успокоил меня Серый. – Все, что я вам рассказал, – это мои логические умозаключения. Нет никаких доказательств того, что твой ненаглядный Семен действительно пытался организовать убийство своей тещи. Жора Клюшкин по понятным причинам уже никому ничего не расскажет, свидетелей сговора нет, а Сема ваш, полагаю, не дурак, чтобы сам на себя наговаривать…

– А сколько ему светит как фальшивомонетчику? – спросила я.

Серый загадочно хмыкнул:

– Ты фальшивку хорошо рассмотрела?

Я потянула из Иркиных пальцев зеленую бумажку, поднесла ее поближе к глазам и исследовала со всей возможной тщательностью.

– Смотри, смотри, там Франклин не только ухмыляется, как сытый упырь, он еще косит лиловым глазом на надпись, – подсказал мне Серый. – Видишь, слева от портрета маленькими черными буковками написано: «Сувенир». Считай, отмазался ваш Семен от обвинения в изготовлении поддельных денежных купюр, скажет, нарисовал бумажки для игры в «Монопольку», и ничего ему не инкриминируешь. Он же их реализовать не пытался.

– А тогда зачем ваши эксперты выясняли, кто автор игрушечных денег? – возмутилась я.

– Ну как ты не понимаешь? Нужно же было на всякий случай побеседовать с умельцем, предупредить, чтобы не вздумал свое рукоделие в народ нести! Семен ваш умный мужик, мы с ним чуток поболтали, и он сразу понял, что к чему, выводы сделал и впредь, я думаю, так шутить не будет.

– Когда это вы с ним болтали?

– Когда к вам в телекомпанию приходили, разве не помнишь? Хотя да, ты же отсутствовала на рабочем месте, я специально о тебе спрашивал, а ваш главный, встрепанный такой дядечка, сказал, что ты в отпуске, здоровье поправляешь.

– С вами поправишь, – угрюмо буркнула я, сообразив, что совершенно напрасно сигала из зарешеченного окна курилки на крышу Мишиной многострадальной «Тойоты». Менты приходили вовсе не за мной! – Угробишь с вами последнее здоровье, как пить дать!

– Вот, кстати, давайте же наконец выпьем! – оживилась Ирка, вспомнив, что у нее в руках бутылка. – Наполним стаканы и содвинем их разом за благополучное завершение этой истории.

– Для кого благополучное, а для кого и не очень, – справедливости ради заметила я, наблюдая, как подруга бережно наливает в пузатые рюмки французский коньяк. – Усова убили, Галку убили, киллера Жору – и того убили, Раевскому теперь сидеть – не пересидеть, злобным хоббитам тоже прямая дорога в рудники на Колыму…

– Зато ты жива и невредима! – Ирка вручила мне рюмку. – По-моему, за это стоит выпить!

– Вообще-то я в такую жару не пью, – неуверенно проговорил Серый, вопреки своим словам принимая из Иркиных рук чарку с коньяком.

– Ничего, вам же потом не придется пересекать железную дорогу! – успокоила его я.

Серый, успевший сделать глоток, поперхнулся и закашлялся.

И тут случилось неожиданное: дверной проем, изливавший на веранду поток золотого послеполуденного света, заслонила высокая фигура.

– По какому поводу попойка? – сурово вопросил от входа знакомый и родной голос моего мужа.

Я резво обернулась:

– Колян! Ты откуда взялся?! А где Масянец?

– Я десантировался! – почему-то очень сердито прорычал муж. – Прилетел самолетом! А Масянька с бабушкой едут поездом!

– Я так рада! – обняв свободной от рюмки рукой мужа за талию, я встала на цыпочки и чмокнула благоверного в щечку. – Но почему ты появляешься так внезапно? И почему такой злой?

– Интересное кино! – Колян бросил на пол сумку, и в освободившуюся руку мудрая Ирка тут же сунула ему рюмку. – На мои электронные письма ты не отвечаешь, к домашнему телефону не подходишь, на работе тебя нет, сотовый молчит…

– У меня карточка кончилась, – запоздало вспомнила я.

– Вот! А когда я звоню твоей любимой подружке, – Колян сердито посмотрел на притихшую Ирку, – она говорит мне, что у тебя такое сильное расстройство желудка, что ты никак, ну, просто никак не можешь подойти к телефону! И повторила это трижды за минувшую ночь!

Я мельком глянула на подругу: спешно набрав в рот коньяку, забившаяся в угол Ирка симулировала полную неспособность участвовать в разговоре.

– Насчет расстройства желудка – это чистая правда, оно у меня действительно было, – с чистой совестью заявила я. – Если не веришь мне на слово, я могу показать справку от врача!

– От какого врача? От этого, что ли? – Колян развернулся к Серому, безмолвно наблюдающему за семейной сценой: сыщик, забывший снять белый врачебный халат, действительно смахивал на медработника.

Ой! Я занервничала: сейчас еще придется объяснять, что это за подозрительный тип гражданской наружности распивает с нами коньяк в отсутствие законных супругов! Не зная, с чего начать, я молчала, и вдруг пауза нарушилась репликой Сергея:

– Николай? Ты, что ли?

Колян близоруко прищурился:

– Серый?!

Тот согласно кивнул, и мужики, расплескивая дорогой коньяк, принялись хлопать друг друга по плечам.

– Вы что, знакомы? Откуда? – удивилась я.

– Так мы учились вместе! – радостно объявил Колян. – Делили одну комнату в студенческом общежитии!

Из угла донесся хрип: подавилась коньяком Ирка.

– Вот это да, – обалдело сказала я, отступая к подруге, чтобы похлопать ее по спине.

– Вот это да! Вот это встреча! – восторженно вторили мне муж и Серый.

– Пожалуй, мне надо выпить, – решила я, вспомнив наконец о своей непочатой рюмке.

– Прости, что нарычал на тебя, дорогая, – обернулся ко мне разом повеселевший Колян. – Понимаешь, я очень за тебя волновался! Мы с Масянькой в Киеве, Ирка с Моржиком на море, а ты тут одна-одинешенька, такой у тебя получился дурацкий август!

– Да нет же, отличный август получился, – я успокаивающе улыбнулась мужу и наконец поднесла к губам согревшуюся рюмку. – Замечательный! Просто песня!

– Страусиная песня! – с явным намеком сказал Серый.

И теперь уже я закашлялась, подавившись «Камю»!

Коньяк нещадно пек мне глотку, в горле пугающе клокотало, я хрипела, как висельник, и мучительно кашляла, а встревоженные родные и близкие в шесть рук чувствительно лупили меня по спине, рискуя забить до смерти.