– Дождешься от них, как же, – пробурчал Вильям. – Этот долбаный поклонник Сунь-цзы опять затеял обходной маневр… Ой!

С негромким стуком неподалеку упало нечто круглое и черное, весело запрыгало по камням.

– Граната! – сказал Гаррисон и вдруг счастливо рассмеялся.

Одним прыжком подхватившись на ноги, он подскочил к смертоносному кругляшу и замахнувшись, точно заправский футболист, пинком отправил его прочь. Такой наглости не ожидал никто, за то время, что бывший охотник исполнял почти цирковой номер, со стороны противника не прозвучало ни единого выстрела.

Продолжая хохотать, Гаррисон вернулся на место.

Вильям только судорожно сглотнул. Осознание собственной неуязвимости творило с бывшими легионерами странные вещи. К необычным регенеративным способностям многие поначалу относились настороженно. Никто не верил, что способен восстать после смертельного ранения, хотя к быстрому заживлению даже тяжелых ран привыкли все.

Но постепенно каждый понял, что в конечном итоге останется жив, даже если мозги его расплещет в кашу, и солдаты, много лет учившиеся выживать, начали чудить. Они совершали настоящие безумства, чуть ли не сами лезли под пули, подрывали себя гранатами.

И все только для того, чтобы узнать предел своих способностей.

Стрельба на мгновение стихла, и тут же возобновилась, но вокруг Гаррисона и Вильяма пули больше не свистели. В перерывах между выстрелами слышались полные ярости вопли.

– Вот и наши, жопа крокодилья, – сказал Гаррисон с довольной улыбкой. – Поможем?

Но помогать не понадобилось – стрельба стихла. Вильям осторожно выглянул из-за камней и облегченно вздохнул, увидев там, где располагались позиции противника, машущего рукой Арагонеса.

– Пойдем, клянусь четверкой, посмотрим, кого мы перестреляли…

Схватки в Вальхалле чаще всего возникали без всякого повода, лишь потому, что одна группа наткнулась на другую. Но сегодня все началось с того, что Ли заметил дым, поднимающийся от Радужного Источника – его любимого места для отдыха и размышлений.

Такой наглости бывший сержант стерпеть не мог.

Костер продолжал дымить и сейчас, а над источником, как обычно, дрожала крохотная радуга, но благостную картину портили валяющиеся там и сям трупы. Два из них, со спущенными штанами, лежали друг на друге.

– Святая Дева, это же пидоры! – Арагонес сплюнул.

– Они самые, – кивнул Вильям, ощущая гадливость, словно вступил в дерьмо.

Любители содомского греха, похоже, оказались убиты в первый же момент боя и даже не успели понять, что именно происходит.

– Вот за подобные штучки Господь в древности бросал на кое-какие города ядерные бомбы, – заметил Арагонес. – Может еще по пуле в них всадим?

– Не стоит, видят духи, – одернул его Ли. – Стыдно глумиться над мертвыми. Берите оружие и пошли…

Затушенный костер надсадно зашипел, вверх рванулись клубы пара, белого, как перья из ангельского крыла.

Кучи дров высились рядом друг с другом, но на достаточном расстоянии, чтобы огонь не перекинулся с одной на другую. И на вершине каждой лежал один или несколько человек. Цепей, чтобы приковать их, не нашлось, и пленников зафиксировали, прибив гвоздями к огромным крестам.

Получилась жуткая, чудовищная пародия на распятие.

Из пробитых ладоней текла кровь, но люди, лежащие на грудах дров, словно этого не замечали. В их глазах, обращенных в чужое, мало похожее на земное небо плясали искры безумия.

Они все молчали. Все, кроме одного.

– Зря торжествуете, твари! – руки голого по пояс мужика вздувались могучими мускулами, развевались черные, похожие на львиную гриву волосы, а широкая грудь блестела от пота. – Я вернусь и с этого костра и тогда… о тогда вы узнаете вкус Смерти!

Макс фон Штернберк, некогда – сержант Третьего Ударного Полка, стал известен на всю Вальхаллу два месяца назад. Он возглавил группу сумасшедших, объявивших себя последователями религии Бессмертия. Провозгласил догму "остаться должен только один!" и объявил войну всем остальным.

Несколько бывших легионеров, попавших к нему в руки, расстались с жизнью довольно мучительным образом – на кострах, после чего выяснилось, что из пепла регенерировать невозможно.

А лидеры всех прочих групп осознали необходимость объединения.

Сейчас они стояли рядом, вместе – серьезный Ли, крохотный по сравнению с остальными, Лысый Джо, чья маковка блестела, отражая свет свирепого солнца Арстрима, Черный Дьявол, рядом с которым Гаррисон выглядел незагорелым европейцем, Ван Хьен, Педро Кровавый…

Чтобы договориться, им понадобился месяц, и еще неделя – чтобы загнать банду Безумного Макса в ловушку и перестрелять. Потом связать оживших и приговорить к смерти.

К точно такой же, какой погибли жертвы адептов Бессмертия. Окончательной и бесповоротной.

– Поджигай! – Черный Дьявол поднял ручищу, и десятки факелов опустились одновременно.

Вильям сунул пылающую деревяшку в гущу дров и прикрыл глаза, защищая их от едкого дыма. На самом деле ему хотелось зажать уши, чтобы не слышать сорванного, но все еще сильного голоса фон Штернберка.

– Безумцы, опомнитесь! – орал тот, перекрывая гул разгорающегося пламени. – Господь избрал нас из всего рода человеческого и привел в эту Землю Обетованную, дабы избрать лучшего, единственного среди бессмертных, Сына Божьего! И когда он останется один, то Небеса развернутся и Второе Пришествие состоится! О глупцы, что же вы творите?!

Стоящий рядом с Вильямом Гаррисон дрожал и что-то шептал себе под нос, Арагонес то и дело крестился.

– Бессмертие! – последний крик вместе с дымом унесся к небесам. – Я еще вернусь…

Безумный Макс смолк, но тут завопили остальные. Огонь занялся, пожирая дрова, жар прянул во все стороны, поджаривая людей, как положенные на решетку колбаски.

Вильям бросил факел в пламя и отошел. Хотелось отвернуться, не смотреть на бьющихся в дыму существ, еще недавно бывших людьми, на выпученные глаза, в которых перед смертью вновь появилась разумность.

У фон Штернберка горели волосы, но он хохотал, искренне и яростно, до того момента пока дым не скрыл его целиком.

– Поймать бы сейчас Рагнарссона, клянусь четверкой, – сказал Вильям, когда последний из казнимых перестал орать и от костров потянуло сладкой вонью сжигаемой человечины, – и спросить прямо в лицо – что, как тебе резерв человечества на случай неведомой угрозы?

Он изо всех сил боролся со страшным желанием – броситься туда, на костер, чтобы умереть раз и навсегда, никогда больше не восставая для бессмысленного существования, наполненного стрельбой, беготней и кровавой охотой на других людей.

Те, кто обугливался сейчас в огне, не были сверхчеловеками, богами или демонами. Они были просто людьми, и кого винить, что их разум не выдержал чудовищной, нечеловеческой тяжести – бессмертия?