* * *

Литовцы жили вместе в одной большой комнате. Комендант общежития из почтения к науке выделил им письменный стол. Пакарклис разложил перед собой картонную папку с рукописью Донелайтиса; он бережно переворачивал листы и рассматривал пожухлые строки сквозь увеличительное стекло.

Клиховский в расстёгнутом пальто опустился рядом на стул.

– В старинных бумагах есть чарующая магия, – признался Пакарклис, взволнованно блестя очками. – Я могу сидеть так часами.

Но Клиховский не мог сидеть часами. Он торопился.

– Повилас, у меня к вам отчаянная просьба, – сказал он. – Вам известно, что я ищу Лигуэт. И я наконец выяснил, в каком бункере он хранится.

– Рад за вас, Винцент, – искренне ответил Пакарклис.

– Радоваться рано. Русские начали зачистку катакомб. И меня на эту операцию не взяли. Словом, Повилас, мне нужен ваш пропуск в Шведскую цитадель. Через склеп де ля Кава, который вы обнаружили, я смогу попасть в подземелья и без санкции русских.

Пакарклис распрямился, внимательно глядя на Клиховского.

– Винцент, я не дам вам свой пропуск. – Пакарклис произнёс это вежливо-строго, будто говорил с капризным ребёнком. – Причина не в том, что нельзя передавать документы, а в том, что в катакомбах скрывается «Вервольф». Вас убьют. Я забочусь о вас как друг, ведь вы спасли мне жизнь. Вы заберёте свой Лигуэт позже, когда военные завершат свои дела. Будьте терпеливее.

Клиховский смотрел на литовца как на врага. Пакарклис не понимал ситуации. Гауляйтер может сбежать от облавы на субмарине, прихватив с собой и Лигуэт. При обороне «вервольфовцы» могут взорвать что-нибудь и завалить склад с ящиками доктора Хаберлянда. Наконец, сами русские могут передумать и присвоить историческую реликвию как трофей.

– Я могу переубедить вас, Повилас? – сухо спросил Клиховский.

– Это исключено.

Клиховский вышел из комнаты Пакарклиса, но далеко не ушёл. Он встал в конце коридора у окна, не теряя дверь литовцев из вида. Изредка в коридоре появлялись жильцы – солдаты и офицеры. Время текло невыносимо тягостно. Клиховский ждал. За открытым окном чирикали птицы, слышались голоса прохожих, кваканье автомобильных клаксонов, гудки кораблей в проливе. С лестницы вывернул Юозас Юргинис, коллега Пакарклиса; он направился по коридору к своей комнате, не обратив внимания на человека возле окна.

И наконец Клиховский дождался. Пакарклис ещё аккуратно прикрывал дверь, а Клиховский уже скользнул за угол на лестницу. Пакарклис не спеша, по-профессорски степенно прошествовал мимо лестницы к уборной. За спиной литовца Клиховский бросился в его комнату.

Юргинис сидел на койке и подкачивал примус на тумбочке, на конфорке примуса стоял закопчённый эмалированный чайник.

Юргинис улыбнулся:

– Здравствуйте, Винцент. Товарищ Пакарклис отлучился на минуту…

– Ничего, – ответил Клиховский.

Он шагнул к столу, на котором лежала рукопись Донелайтиса, захлопнул картонную папку с листами, быстро сунул её себе на грудь под пальто и тотчас отступил обратно к двери. Юргинис ничего не успел сообразить.

– Передайте Повиласу, что мы встретимся на мосту Гинденбурга. Без всякого промедления. Или его рукопись полетит в канал.

Клиховский выскочил из комнаты.

Щурясь на солнце, он прогуливался вдоль чугунной ограды моста. Через проезжую часть тянулись тени фонарных столбов. На канале плавучий кран ЭПРОНа поднимал затонувшую баржу: тарахтел движок, лязгали цепи, что-то кричали такелажники. Над пришвартованным сторожевиком носились чайки.

Пакарклис почти задыхался от быстрой ходьбы. Кашляя, он вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный листок пропуска и молча протянул Клиховскому. Клиховский проверил пропуск и достал папку с рукописью.

– Вы действительно могли бросить её в канал? – спросил Пакарклис.

– Лучше не думать о том, на что ты способен, – ответил Клиховский.

Он не собирался оправдываться. Он вообще не испытывал вины.

– Вы не учёный, а варвар, – сказал Пакарклис.

Клиховский пожал плечами, развернулся и зашагал прочь.

Через минуту он был уже у ворот Шведской цитадели. Молодой матрос в форменке, тельняшке и бескозырке очень внимательно прочитал и пропуск, и командировочное удостоверение, и временное удостоверение личности на имя Пауля Бадштубера, оформленное Луданной в комендатуре.

– Немец? – с презрением спросил матрос. – А где остальные учёные?

Клиховский с трудом подбирал русские слова:

– Я сейчас один. Всем другая работа. Мне малый срок. Взять себе фонарь.

– Иди, – дозволил матрос. – Фонарь в каптёрке выдадут.

…Из разрушенного трансепта кирхи всё так же торчал хвост русского самолёта. Клиховский прошёл под ним, как под огромным распятием. Пустые окна храма. Пролом в стене. В нартексе – знакомая лестница в подвал. В подвале – треснувшие арочные своды и груды обломков. Смрад разложения. Освещая себе путь, Клиховский карабкался по кирпичным глыбам и вскоре увидел частично расчищенное пространство и плоскую горловину колодца.

Высокие ступени круто вели вниз. Узкий лаз заканчивался в подземной часовне – в усыпальнице коменданта де ля Кава. Клиховский обвёл помещение фонарём. Склеп повторял часовню Святой Анны в замке Мальборка, гробницу магистров: такой же звёздчатый свод с нервюрами и готические проёмы окон, только наглухо закрытые кирпичной кладкой. Похоже, Пьер де ля Кав воображал себя магистром, хотя его склеп был вдвое меньше часовни.

А пол в склепе оказался новым – бетонным. В него вмуровали стальную раму. На крышке люка было написано «ZIF-2». Этим проходом в подземный комплекс «ZIF» и воспользовался фон Дитц при первом визите к Людерсам. Клиховский поднял крышку. Короткая шахта и стальные скобы.

Клиховский шёл по узкому бетонному тоннелю. Лужи конденсата, холод, тишина и ощущение смерти. Клиховский думал о фон Дитце и Мариенбурге пятнадцатого века. Фон Дитц – это Хубберт Роттенбахский. А проход «ZIF-2» начинается в ложном склепе Пьера де ля Кава, как тайный лаз из Мариенбурга начинался в ложной могиле проклятого магистра Валленроде. Вряд ли немцы, строившие комплекс «ZIF», подозревали о таком удивительном совпадении. События и явления двух эпох были зарифмованы историей, а не людьми. Тут действовала более мощная сила, нежели жалкий человеческий замысел.

Яснее всего эта сила проявлялась под землёй, потому что под землёй не существует времени. Здесь вечность. Здесь мир мёртвых, ибо живым человек бывает лишь на краткий срок, а мёртвым – уже навсегда. Здесь одержимые из «Вервольфа» превращаются в бесстрашных анастифонтов. И здесь стираются случайные черты, обнажая главное, оставляя суть. Вечность не ведает разницы между Хуббертом и фон Дитцем: они – одно и то же. Он, Винцент Клиховский, и его предок Каетан здесь тоже едины. Здесь Эрих Кох – магистр. Девочка Хельга – суккуб. Капитан Луданная – Ульрих Червонка. А русский солдат Володя, конечно, армариус Рето фон Тиендорф, полюбивший демона.