Оглядела крыло, в котором располагались мастерские. Пожалуй, только ее взгляд и заметил, что из окна цокольного этажа у самой земли тянется слабый черный дым.

Неужели огонь все еще не разгорелся? Неужели она ошиблась и все было напрасно?

Она усмехнулась этой легкой неуверенности. Все получилось. Просто нужно было раскрыть окно. Тогда приток воздуха был бы больше…

По Малому двору бродили горожане – Аким продолжал подвешивать к столбу отловленных преступников, но никто из них не вызывал у публики особого интереса. Слившись с одной из праздных компаний, она покинула монастырь.

Акиму понравилось, как показал себя новый его солдат. По настоянию Лека, он влил в Дальгерта кружку сильного растительного яда – и яд не подействовал. Проткнул ему руку ножом. Рука даже не дернулась, а рана затянулась на глазах.

Выслушал замечание, что убить его теперь очень трудно и единственный верный способ – это произнести вслух Слово Разрушения, которое уничтожит магические связи механических элементов в его организме. Или еще можно воткнуть во все жизненно важные органы по мечу и оставить оружие в ранах. Через какое-то время это должно подействовать.

Дальгерт бесстрастно выполнял приказы, попутно запоминая все, что говорил Лек. Судя по этим словам, если Дальгерт хочет получить самостоятельность, хотя бы частичную, то сам Лек должен умереть.

А генерал забавлялся. Он испытывал возможности своей новой игрушки, попутно рассуждая о дальнейших планах армии Схарма.

– Нам нужно торопиться, чтобы к весне иметь надежную и мобильную армию мертвецов. Лек, образец прекрасен, но таких много не надо. Им можно будет поручить разведку местности, переложить на них командование отрядами бессмертных солдат… возможно, кое-какие другие функции… их ведь тоже не нужно кормить? Нет? Отлично! А что с умственными способностями? Не исчезают? Кстати, это мне напомнило…

Аким отошел к конторке, вернулся со знакомым письмом.

– Наконец-то мы узнаем его содержание… итак…

Дальгерт стоял напротив окна и безучастно смотрел на льющийся там дождь… и на робкий черный дымок, сочившийся от одного из нижних окон. Дымок становился все гуще, а потом оказалось, что он сочится вовсе даже не из одного окошка, из нескольких. Это крыло отведено мастерским. Сказать? Ну уж нет. Пусть разгорится сильнее…

Аким сунул ему в руки письмо:

– Читай.

– Слушаюсь, господин…

Пробежал глазами первые строки:

– …возможно, это имеет отношение к несчастному случаю с монахом. Это окончание строки, начатой на предыдущей странице. Хочу подробней рассказать об этом аколите, брате Евхарте…

Наконец случилось то, чего ждал Даль. Из-за чего старался читать медленней: в дверь забарабанили.

– Генерал! Генерал, откройте! Пожар!

Аким метнулся к двери, Лек – к окну.

Черный дым струился к низкому небу, смолянистый и густой.

– Мастерская… – с болью прошептал Лек. – Мои книги… Ильра… – Он сорвался с места, чуть не оттолкнув с дороги генерала, и исчез в дверном проеме.

Аким обернулся:

– А ты что стоишь? Почему не предупредил?..

– Не было приказа, господин. – Какое счастье, что голос теперь всегда звучит так, словно Дальгерт беседует со старым приятелем о погоде. – Кроме того, мне запрещено начинать разговор первым.

– Так. Отправляйся в мастерские, там нужна твоя помощь. Раз ты бессмертный и все такое. И с этого момента в экстренных случаях всегда предупреждай об опасности.

– Да, господин.

И Даль бегом покинул помещение, не выпуская из рук злополучное письмо…

* * *

Темные подземные ходы, кое-где все еще выложенные трубами и силовыми кабелями в ветхой растрескавшейся изоляции, казались лабиринтом. В давние времена, когда от умения прятаться зависела жизнь Олега, он часто спускался в старые колодцы. Там иногда удавалось найти что-нибудь ценное, вроде стеклянной посуды и монет. Правда, жил он совсем в других районах, так что на этот раз пришлось прокладывать путь заново.

Олег все эти дни был осторожен. Старался ни с кем не разговаривать, на рынок сбегал только единожды.

Дело было день на четвертый после побега, ребром встал вопрос о еде, и мальчик решил продать хозяйский металлический кувшин и пару стаканов.

На рынке только и разговоров было, что о пойманном предателе, и Олег до вечера ходил сам не свой – то придумывал, как выручить Даля, то, наоборот, – как самым лучшим образом выполнить его приказ.

Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, из-за чего Дальгерта заподозрили, из-за чего он попал в плен. Конечно, из-за того, что тайно вывел его, Олега, за стены монастыря…

Но Даль приказал переждать две недели и отнести Климу бумаги…

Может, хоть так можно искупить вину?

Мальчик потратил несколько дней, чтобы найти надежный подземный ход, позволяющий преодолеть охраняемые схарматами городские окраины.

Найти-то нашел…

Но уйти никак не мог решиться. Вина давила на сердце, заставляла сомневаться в правильности того, что он делает. Ведь, кроме него, спасать Дальгерта попросту некому. Нет в городе никого, кто решился бы на такое.

Разве что Кузнец…

Но про него Даль тоже приказал забыть.

Или он тогда просто не знал, что будет арестован?

Олег несколько раз пробирался к монастырю, наблюдал за тем, как меняются караулы на разрушенных воротах, как туда входят, а потом беспрепятственно выходят горожане. Они приходили смотреть на пленника. Но никому из них и в голову не придет ему помочь…

Однажды увидел, как от ворот идет угрюмый Виль, и тихонько пошел следом. Оказалось, Виль поселился далеко на окраине. Мальчик долго не решался к нему подойти. Вильдар казался ему старым и страшным.

В день, когда стало известно, что Дальгерта передали в мастерские, Олег все-таки решился. Он дождался трактирщика за углом его дома и подошел, когда тот у порога нашаривал ключ.

– Здравствуйте, Виль… вы меня помните?

Тот кивнул, пустил мальчика в дом.

Они весь вечер просидели у печки за разговорами. Олег взахлеб рассказывал старику о Дале, о Горном Убежище, об Упорядоченном, о силах Хаоса и силах Равновесия. Рассказывал путано, постоянно меняя тему, словно убеждал себя: Дальгерт не может погибнуть так вот просто! Это не для него…

Виль тоже рассказывал. Об Ильре. Но сказать ему особенно было нечего. Он за все эти дни не получил от Ильры ни одной записки. Как на работу ходил он к монастырю, в надежде хоть мельком ее увидеть. Но это так и не удалось. Потому Виль больше слушал мальчика, слушал его рассказ как добрую сказку, и старался в нее поверить.

Олег так и заснул у печки, свернувшись калачиком в старом вытертом кресле.