А, мастерская Лека. Его отдали Леку.

Память волной прокатилась по телу, и сразу стало понятно, что именно исчезло – не было боли. Как будто ее убрали, отменили, выключили. А казалось, теперь она будет всегда. К боли нельзя привыкнуть, можно лишь научиться терпеть. Но этот предел был давно уже пройден. Даль знал о себе, что он не может долго терпеть боль.

– Встань! – сказал ему ломающийся от волнения голос.

Он зашарил руками, пытаясь избавиться от покрывала, и только после этого догадался открыть глаза.

Красные отсветы давали две яркие свечки, горевшие недалеко от лица. Лек действительно стоял у двери и смотрел на него пристальным, прищуренным взглядом. Так оценивают работу. Хорошо ли вышло, нет ли дефектов.

Дальгерт попытался вздохнуть, но у него не получилось: он не ощутил притока воздуха, не почувствовал, как им наполняется грудь…

«С этого момента можешь считать себя покойником», – сказал он себе. Интересно, остальные мертвецы тоже сохраняют память?

Кажется, от таких открытий полагается пугаться. Или даже впадать в ужас. Дальгерт не почувствовал ничего, словно и не с ним это происходит. Он продолжал отстраненно изучать себя. Сердце не бьется. Нет усталости. Мысли текут… обычно. Никаких новых желаний.

Он поднялся с низкой лежанки. Посмотрел в глаза мастеру. Ну, что скажешь? Нравится результат многодневных трудов?

– Что ты сделал?! – прошептал кто-то рядом.

И уже в полный голос:

– Лек! Ты же обещал! Что ты наделал?

Ильра. Она почему-то была здесь, в этой комнате. Почему он раньше не заметил?

Как она тут оказалась? Зачем? За что?

Ильра повернулась к мастеру и попыталась ударить его по щеке. Лек без труда перехватил ее руки и с крайним удивлением, даже с обидой, сказал:

– Ильра! Да ты что? Успокойся! Он жив. Даже лучше! Его теперь замаешься убивать…

Она застыла. Перевела взгляд на Даля. Он поспешно опустил глаза.

Из одежды на нем была только набедренная повязка. Спасибо и на том. Зато Дальгерт увидел свои руки – ровно такие, как у прежних Лековых тварей – с защищенными запястьями и пальцами…

Именно в этот момент все вернулось. Страх – не за себя, а за нее. Память – она услужливо напомнила, как в пыточной камере изо дня в день только ее имя не давало сойти с ума, потому что ни лицо, ни голос он уже не мог заставить себя вспомнить. Понимание, чем он стал – одним из десятков марширующих по Большому двору трупов… глухая боль в сердце – странно, оно не бьется, а боль все равно есть – тоска по отрезанному прошлому, по друзьям…

Ее взгляд все равно ощущался так, словно он материален. Ужас и жалость – вот что она испытывает, глядя на него. Именно эти чувства он теперь будет вызывать у всех, кто его знал раньше…

– Ильра, подумай! Все так, как ты хотела. Он жив!.. Ты же ненавидела его! Посмотри. Я обещал, что ты сама, если захочешь, сможешь решить его судьбу. Я отдам тебе Слово его Жизни и Слово Разрушения. Хочешь? Он будет твоим слугой. Из моих солдат… из моих тварей получаются прекрасные слуги. Исполнительные, молчаливые и верные. Да, он не дышит… ну, почти не дышит, но это ничего не значит – его кровь – все равно кровь живого человека. Магия позволяет ему говорить и даже думать. Эй, ты! Ты меня слышишь?

Дальгерт сначала ответил, а потом уже подумал, что надо было попытаться промолчать. Попытаться не выполнить приказ. Узнать границы своей свободы.

– Слышу.

– Как твое имя?

– Меня звали Дальгерт Эстан.

– И будут продолжать так же звать. Ты не мертвец. Ты все помнишь? Твоя память не пострадала?

Даль не ответил.

Лек нахмурился:

– Когда я спрашиваю, надо отвечать!

В этот момент кто-то начал от души дубасить по двери лаборатории.

А вслед за ударами разнесся еще и голос:

– Мастер! Мастер! Откройте! Срочно! Вас зовет генерал! Если не поторопитесь, он придет сюда…

Лек, выругавшись, метнулся к двери. У самого выхода обернулся:

– Ильра! Прошу тебя, дождись. Я вернусь и все объясню! Клянусь, тебе мой план понравится! Только не уходи…

Он убежал. Но снаружи дверь все-таки запер. На всякий случай.

Когда шаги на лестнице стихли, Даль посмотрел Ильре в глаза.

Испуганная и заплаканная, в сером платье чуть ниже колен, Ильра стояла там, где Лек ее оставил – между Дальгертом и дверью лаборатории.

Что бы с ним ни случилось, она не должна умереть. Надо, чтобы она выбралась из города. Зачем она вернулась в монастырь? Что ее заставило пойти на этот безрассудный шаг?

И он неожиданно для себя получил ответ. Как будто Ильре удалось прочесть его мысли:

– Он обещал, что тебя не убьют. Я поверила, а он нашел, как сделать так, чтобы это не выглядело ложью…

Нельзя верить Леку.

Ильра подошла ближе, так, что стала видна каждая черточка ее лица, блики в глазах, искры на прядках волос. Усталая, решительная…

Еще мгновение быть рядом. Хотя бы раз сказать слова, давно уже живущие в душе и отчаянно рвущиеся наружу. Слова, которые ты так удачно научился заменять этой высокомерной формулой: «мой прекрасный враг». Хотя бы раз быть искренним, не играть привычную роль обаятельного негодяя. Роль, придуманную специально и только для нее, в которую она всегда верила…

Сказать ей об этом сейчас – причинить еще немного боли, и только.

Дальгерт сказал:

– Беги отсюда, девочка. Беги как можно быстрее.

Он сам поразился, как ровно и обыденно звучит его голос. Видимо, магия делает его таким: магия сейчас работает вместо гортани, связок, легких…

Она кивнула. Как-то ей удалось одновременно кивнуть и не отвести взгляда.

– В горах на севере, за Чертовым Седлом, есть место, где можно укрыться. Оно называется Горным Убежищем. Попасть туда трудно. Но если будет совсем плохо, если не будет другого выхода, ты все-таки попробуй. Тебе там должно понравиться…

– Кто ты, Даль?

Он нехотя пожал плечами.

Он мог бы рассказать. Но это опасное знание. Опасное и теперь уже совершенно ненужное. Когда-нибудь в Горном Убежище, если она туда доберется, ей расскажут…

– Не хочешь говорить…

– Не хочу, чтобы тебя убили.

В замке провернулся ключ, вошел бледный Лек. Сказал:

– Ильра, прошу тебя, ступай к себе. Генерал требует предъявить результат моей работы. Так что мне нужно еще немного времени, чтобы довести здесь все до конца. И нужно немного прибрать – генерал не любит, когда в рабочем помещении бардак.

Она в последний раз обежала помещение взглядом, вышла. Но пошла отнюдь не к себе. Ее снова словно кто-то вел за руку, заставляя совершать то, о чем она, может, и думала… может, и каждый день помногу раз думала… но вот решилась бы сделать или нет в любой иной ситуации? Шла и повторяла: а мне ведь не страшно. Словно делаю что-то по плану. Старому, надежному, уже не раз опробованному плану…