Лек прищурился, разглядывая бесстрастное, гладко выбритое лицо своего первого поистине живого мертвеца.

Дальгерт не дышал – ему это не нужно. Его сердце не билось – но он был жив. Его нельзя убить ядом – слишком медленно течет кровь. Его невозможно убить оружием – магия целительства мгновенно реагирует на любое повреждение. Враждебное колдовство не сможет воздействовать на него в полную силу – потому что его нельзя в полной мере отнести к миру живых… При этом, по задумке, он должен сохранить память. И мыслить должен примерно так же, как мыслил раньше. При жизни. Интересно, удалось ли этого добиться? Если нет, то все было зря…

Слово «тварь» Леку внезапно не показалось обидным. Тварь – то, что он сделал. Что сотворил сам, своими руками. Тварь Лека – звучит уважительно и серьезно.

Что же. Осталось немного. Привести его в сознание. Оценить результат на деле.

Прямо сейчас?

Лек посмотрел на себя в зеркало. Встрепанный, осунувшийся, словно больной.

Да он Ильру уже два дня не видел! Нет. Нет, она достойна того, чтобы первой… оценить… понять… присутствовать в великий миг его, Лека, победы. Победы над самой смертью…

А если неудача? Что, если Эстан не вспомнит себя? Что, если придется все начинать заново?

Столько трудов…

Да нет, нет, быть этого не может! Все получится. Он проверил и перепроверил расчеты десятки раз. Ошибки быть не может.

Значит, завтра, решил Лек. Завтра мы сделаем это вместе.

Была глубокая ночь. Сентябрь перевалил за середину…

…Где-то капала вода. Монотонно. Одна капля в несколько секунд.

Но источник звука – вне поля зрения. В поле зрения другое. Тонущая в тумане улица, серый камень. Чахлые кусты, мусор, тревожимый неощутимым ветром.

И Он.

Печальные, все понимающие глаза. Кроткая улыбка.

Бог, которому ты никогда не молился.

Бог, слуг которого ты убивал.

Бог, который зачем-то пришел к тебе. Спросить за содеянное? Что ж, он в своем праве.

И ты чуть склоняешь голову в приветствии. Ты признаешь, что ему есть что тебе сказать.

Во взгляде Бога тихий укор:

«Суета мира отвращает от веры многие сердца… и люди теряются, забывают себя и забывают, что Бог есть добро».

«Да, я слышал. Но что есть добро?»

«Добро есть милосердие. Добро есть любовь. Ты сам пришел в мой храм. Ты сам решил служить мне. Ты пил святое вино и ел святой хлеб. Неужели эти слова ничего для тебя не значат?»

«Но разве, чтобы быть милосердным, нужно непременно служить тебе?»

«Через любовь к Богу приходит любовь к ближнему».

«Ты Бог. Что тебе до нашей любви или нелюбви?»

«Я пекусь о каждом, в чьем сердце есть свет Истинной веры».

«Влад служил тебе. Он в тебя верил».

«Он сам выбрал такой путь. Путь мученика. В конце этого пути он мог бы встать рядом с моим престолом. Мог бы быть одним из святых. Но он отрекся. Падение его было ужасным…»

«В этом ли милосердие?»

«Вера, укрепленная испытанием, становится тверже гранита. Он мог бы творить истинные чудеса. Но разве мы говорим о нем? В каких Богов веришь ты?»

«Зачем вера тому, кто знает? Я не верю в Богов. Я верю Богам… или не верю».

Взгляд Бога вновь становится печальным:

«Значит, мне ты не веришь?»

И столько кроткого отчаяния в этом взгляде, что хочется все бросить, забыть, покаяться. Поклясться идти за Ним, куда бы ни повел…

Бог опускает взгляд. Отворачивается и идет в туман. На сердце пусто и горько: это не ты отвернулся от него. Это Он отвернулся от тебя…

Тают очертания города, превращается в пряди тумана, исчезает уличный мусор…

…Грозовое небо низко нависло над пустым долгим полем. Тут ни ростка, ни цветка – черная сухая земля, поднятый ветром песок.

Тарн называли Темным сами его обитатели.

Ты никогда не видел родину предков, но безошибочно угадываешь ее. Тарн Штормовой. Тарн Грозный…

Идет сухая гроза.

Стоит захотеть – и ты будешь частью этой силы.

Боги Тарна не страшны и не величественны. Они – это души тех, кто был до тебя. Они и есть корни Тарна.

Те, кто хранил семьи от гибели. Предупреждал о бурях. Подсказывал верные решения.

Неужели пришло время и тебе раствориться в этом вихре?

– Это не страшно. Люди городов потихоньку забывают заветы предков, но и они однажды приходят, чтобы почувствовать истинную свободу. Свободу помогать живым, тем, кто дорог. Сражаться за них, быть щитом между ними и теми силами, что от века стремятся разрушать и уничтожать.

Черные одежды развеваются на ветру. Взгляд этого Бога ясен и спокоен. Все, что он говорит, он говорит вслух – так, как говорил бы любой смертный.

Корни и ветви Тарна – это часть одного Дерева. И Богу нет нужды лукавить.

– Если ты здесь, значит, у тебя есть и право, и возможность остаться…

Что же. Это почти то, чем ты занимался всю сознательную жизнь, ведь так? Быть щитом, бороться с силами Хаоса, защищать близких.

В словах Бога нет подвоха. И эта сухая буря на самом деле уже сейчас – часть тебя. Ты ведь и от этого никуда не убежишь, все-таки от корней Тарна.

Спрашиваешь:

– Что будет, если я откажусь…

Бог понимающе усмехается:

– Мы не делим время на «сейчас» и «потом». Когда придешь, тогда и придешь. Главное – найди дорогу.

– О да.

Этот новый голос тебе кажется знакомым, и ты оглядываешься в поисках его источника.

Да, конечно, вы встречались раньше. В ночь, когда схарматы подходили к городу, а община и монахи собирались пожертвовать Ильрой, чтобы воздвигнуть над городом недолговечную, но мощную защиту…

Ты не знаешь имени этого мага. Но он сдержал обещание – Ильра пережила убийственный ритуал…

– Это достойное решение, Дальгерт Эстан. Но вот своевременное ли?

Что-то не так у него с глазами. Но под капюшоном их почти не видно. Да и темно.

Спрашиваешь:

– А у меня есть выбор?

– Выбор всегда есть. Ну что? Пойдешь туда? Или еще поживем?

– Поживем… – эхом ответил Дальгерт.

И очнулся.

В мире, кроме темноты, был еще красный неровный отсвет и ощущение жара. Зато не хватало чего-то привычного и неприятного, без чего немыслимы и день, и ночь.

Он понял, что лежит на гладкой ровной поверхности, а тела касается какая-то ворсистая ткань. Потом вспомнил, что уже просыпался так несколько раз и, просыпаясь, каждый раз думал, что этот раз последний. Почему?