Не иссякает мой интерес и к Леону, к «папке П.», к тому, нет ли за Мольто темных делишек. Меня заинтриговало замечание Нико об особых отношениях между ним и Каролиной, а та, конечно же, водила его за нос и вертела им как хотела. С каждым днем я все больше убеждался, что нет такой низости, до которой он не опустился бы. Давними адвокатскими приемами Сэнди может поставить обвинителя в положение подсудимого. Может, он старается достать именно Мольто, который тщетно пытается выстроить надежную оборону. Допрашивая домработницу, он допускает грубейшую ошибку.

Мисс Беатрис показывает, что во вторник вечером – это было в апреле – на автобусной остановке она видела белого мужчину. Она не помнит, в который вторник это было, но точно во вторник, потому как по вторникам она задерживается на работе, и точно апрель, потому как в апреле ее первый раз допрашивала полиция.

– А теперь, мэм, посмотрите, нет ли в зале человека, которого вы раньше видели, – говорит Мольто.

Свидетельница показывает на меня. Мольто садится на свое место. Допрос начинает Сэнди.

Мисс Беатрис – пожилая полная женщина с живым и добрым лицом. Седые волосы собраны в пучок на затылке. На носу круглые очки в проволочной оправе.

– Мисс Беатрис, как я понимаю, вы приходите на автобусную остановку пораньше, – говорит Сэнди, хотя знает это из копии ее первого допроса в полиции.

– Ага, сэр. Мисс Юнгер обычно отпускает меня пораньше, чтобы я успела купить вечернюю газету и занять в автобусе местечко.

– Автобус, в котором вы ездите в город, тот же самый, который приходит из города?

– Ага.

– То есть в Ниринге кончается данный маршрут, и автобус идет назад.

– Верно, сэр. Как раз в Ниринге автобус и поворачивает.

– И вы каждый вечер спешите на остановку к приходу автобуса без четверти…

– Без четверти шесть, сэр. Да, каждый вечер, окромя вторников, как я уже сказала.

– Люди, которые приезжают из города, сходят с автобуса и идут мимо вас, и вы имеете возможность видеть их лица?

– Ага, имею. И у многих лица усталые.

– Не знаю, должен ли я это спрашивать?.. – Сэнди изображает колебание. – Вы не станете утверждать, что мистер Сабич – тот белый мужчина, которого вы видели на остановке во вторник вечером?

Мисс Беатрис энергично мотает головой.

– Ни под каким видом. Я должна кое-что объяснить вам.

– Пожалуйста, объясните.

– Я точно знаю, что видела этого джентльмена. – Она кивает на меня. – Я это мистеру Мольто много раз говорила. Я видела его, когда приходила на остановку. Я припоминаю, что видела его во вторник, потому как по вторникам мисс Юнгер возвращается домой только в полвосьмого. И это был белый мужчина, это точно, потому как немногие белые джентльмены ездят в город в такой поздний час. Я только не припомню, видела я этого джентльмена или другого. Лицо его мне знакомо, но я не знаю, видела я его на остановке или в автобусе.

– Значит, вы сомневаетесь, что в тот вечер вы видели мистера Сабича.

– Ага, сомневаюсь. Может, он, а может – нет.

– Вы беседовали с мистером Мольто о ваших показаниях?

– Много раз.

– И вы говорили ему то, что только что сказали нам?

– А как же иначе, сэр?

Сэнди устремляет на Мольто взгляд, полный язвительного упрека.

После заседания Сэнди берет Барбару за руку и подводит ко мне.

– Угости свою прелестную жену хорошим ужином. Она это заслужила.

Я говорю, что надеялся обсудить с ним дальнейшую линию защиты, но Сэнди качает головой:

– Прости, Расти, не могу.

Оказывается, как председатель Комитета по уголовным делам при Ассоциации юристов, завтра вечером он должен организовать торжественный обед в связи с уходом в отставку судьи Магнасона, отдавшего закону и порядку тридцать лет жизни.

– Кроме того, мне надо провести часок-другой с Кемпом.

– Кстати, где он?

Сэнди строит гримасу.

– Расти, успокойся, пожалуйста. Появилась кое-какая новая информация, касающаяся доктора Кумачаи. Но я не хочу разочароваться. Отдохни. После выходных обсудим, если потребуется.

– Что значит «если потребуется»?

– Пожалуйста, успокойся.

Мы выходим из зала. Барбара берет меня под руку. Через десять минут мы с ней уже в старинном немецком ресторане «У Рехтнера», одном из самых моих любимых. После сегодняшних слушаний у Барбары приподнятое настроение. Она просит заказать бутылку вина и радуется возможности расспросить поподробнее о результатах анализа волос и волокон в лаборатории и о том, чего следует ожидать от показаний Кумачаи. Я отвечаю коротко, рекомендую не отвлекаться от еды. Интерес Барбары к процессу тревожит и пугает меня. Он какой-то чересчур конкретный. Я стараюсь перевести разговор на другую тему, спрашиваю о Нате. Она не отвечает.

– Знаешь, – говорит она, – ты делаешься таким же, как и раньше.

– Каким?

– Далеким, чужим.

Я такой, какой есть. Чем она недовольна?

Чувствую, что начинаю злиться. Лицо у меня в этот момент, наверное, как у отца – мрачное, исступленное.

– Ты же знаешь, как мне сейчас трудно, Барбара.

– Знаю. Потому и хочу помочь тебе – чем могу.

Я наклоняюсь вперед и беру руки Барбары в свои ладони.

– Но я не сдался, – говорю я, – и сдаваться не собираюсь. Я хочу, чтобы ты это знала. Скорее бы все это закончилось. А потом я начну все сначала. Мы начнем все сначала, хорошо?

Она смотрит на меня долгим немигающим взглядом и наконец кивает.

По пути домой я снова спрашиваю Барбару о Нате, и она рассказывает, что ей несколько раз звонила директриса лагеря. Та встревожена: Натаниэль по два раза за ночь с криком просыпается. Очевидно, его мучают кошмары. Сначала она объясняла это тем, что мальчик еще не привык к новому месту, но теперь решила, что проблема глубже. Ребенок не просто тоскует по дому. Вероятно, он переживает за меня. Поэтому лучше забрать его домой.

– А что он сам говорит?

Барбара дважды звонила ему во время перерыва. Это единственное время, когда его могут позвать к телефону. Оба раза сам я был занят с Сэнди и Джейми.

– Ничего особенного. Старается держаться молодцом. Но я думаю, что директриса права. Дома ему будет лучше.

Я быстро соглашаюсь. Меня трогает, что сын переживает за меня. Но Барбара ничего не говорила мне раньше, и это меня огорчает. Я убеждаю себя, что она просто не хотела взваливать на меня и эту ношу.

Отпирая дверь дома, я слышу, как звонит телефон. Наверное, Сэнди или Джейми, думаю я. Но это Липранцер. Он начинает говорить, не называя себя.