– Мое мнение основано на вещественных доказательствах. Мне не нужны подсказки.

– Но вы знакомы с его показаниями?

– Я слышал о них.

– Вас, специалиста, не тревожит тот факт, что ваше мнение основано на наличии препаратов, которые не обнаружены среди вещей жертвы?

– Почему он должен меня тревожить?

– Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

– Нисколько. Мое мнение основывается на вещественном доказательстве.

Сэнди пристально смотрит на Мясника.

– Не знаю, откуда появился этот препарат, мистер Стерн. Не знаю и не хочу знать, где эта дама хранила такие вещи. Результаты анализа налицо.

– Верно, налицо.

– Значит, вы допускаете такую возможность?

– Что в сперме преступника, которую вы послали на анализ, содержался противозачаточный препарат? Да, сэр, мы все это допускаем.

Сэнди прохаживается взад-вперед. Я не понимаю, на чем Сэнди хочет подловить Кумачаи. Если бы тот не задал последний вопрос, я был бы готов поспорить, что сам препарат установлен ошибочно.

– Скажите, сэр, – говорит Сэнди, – во время осмотра трупа вы не обнаружили противозачаточного колпачка – я не ошибаюсь?

– Я уже не помню.

– Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить. Ваша первоначальная версия состояла в том, что мужчина, который последним имел половое сношение с мисс Полимус, не способен к оплодотворению.

– Не помню.

– Не помните? Однако именно это вы говорили детективу Липранцеру. Детектив Липранцер уже давал показания, но если потребуется, мы вызовем его еще раз. Подумайте, мистер Кумачаи.

– Может быть, действительно говорил, но это было сугубо предварительное мнение.

– Хорошо, допустим, предварительное мнение, но ваше мнение, не так ли?

– Очевидно, да.

– Какие данные физического состояния трупа натолкнули вас на этот вывод?

– Я не помню, сэр.

– Помнить, конечно, трудно… Сколько вскрытий вы производите в неделю, доктор Кумачаи?

– Одно-два, но бывает и десять. Когда как.

– Не можете ли вы вспомнить, сколько вскрытий вы произвели в течение двух недель до убийства мисс Полимус и в течение двух недель после него?

– Нет, сэр, не могу.

– Вас не удивит, если я скажу, что вы сделали восемнадцать операций по вскрытию?

– Звучит правдоподобно.

– Неудивительно, что при таком количестве работы особенности той или иной операции не сохранились у вас в памяти, – так я полагаю.

– Разумеется.

– Однако когда вы беседовали с мистером Липранцером, впечатления от вскрытия трупа мисс Полимус были еще свежи?

– Вероятно.

– И вы сказали ему, что преступник бесплоден.

– Да, припоминаю, сказал что-то в этом роде.

– Давайте вместе вспомним данные о состоянии трупа, по которым вы составили предварительное мнение.

Сэнди напоминает: трупное окоченение, свертывание крови и остатки пищи в желудке позволяют установить приблизительное время смерти. Семенная жидкость во влагалище указывает на то, что какое-то время после полового акта жертва пробыла на ногах, а это означает, что убийство совершено вскоре после полового сношения. В фаллопиевых трубах не обнаружена сперма, которая обычно сохраняется жизнеспособной десять-двенадцать часов после акта.

– И вот благодаря этим данным вы пришли к выводу, что преступник не способен к оплодотворению. Но вы не подумали о том, зачем же тогда жертва использовала противозачаточное средство.

– Вероятно, не подумал.

– Как же так?

– Людям свойственно ошибаться, – отмахивается Кумачаи.

– Значит, вы тоже ошибаетесь. И как часто?

Понимая свой промах, Кумачаи на полминуты умолкает.

– Мистер Стерн, поскольку в квартире жертвы не был обнаружен колпачок или нечто подобное, я решил, что противозачаточное средство не применялось.

– Как же вы, опытный специалист, могли так обмануться?

Кумачаи понимает, что Стерн поддевает его, и улыбается.

– Каждый факт сам по себе важен. Такие вещи даже преступники понимают.

– Говоря детективу Липранцеру о своих первых впечатлениях, вы, конечно, не пытались направить его по ложному следу?

– Что вы?! – Кумачаи энергично мотает головой. Он ожидал этого вопроса.

– Итак, доктор, вы были убеждены, что жертва не предохранялась. – Настолько убеждены, что о применении противозачаточной мази, на ваш взгляд, не могло быть и речи?

– Мистер Стерн, сначала у меня сложилось одно мнение, однако оно изменилось, когда пришли результаты химического анализа.

– Посмотрим на ситуацию с другой стороны. Как, по-вашему, стала бы женщина предохраняться, зная, что не сможет забеременеть?

– Разумеется, нет. Но у мисс Полимус есть сын.

– Да, есть сын, это известно. Я не говорю конкретно о мисс Полимус, а рассуждаю вообще. Итак, если женщина знает, что не сможет забеременеть, ей незачем прибегать к предохранительным средствам?

– Абсолютно незачем, – соглашается Мясник. Его ответы становятся все более неуверенными. Он не может понять, куда клонит Стерн.

– Это было бы бессмысленно?

– Абсолютно.

– Не можете ли вы, как судебный эксперт, предположить какую-нибудь причину, в силу которой такая женщина все же прибегает к предохранительному средству?

– Вы имеете в виду женщину, у которой менопауза?

– Я имею в виду женщину, точно знающую, что не способна забеременеть.

– Никакой медицинской причины я не вижу.

Сэнди обращается к Ларрену:

– Ваша честь, могу я просить стенографистку отметить последние пять вопросов и ответы на них, чтобы она зачитала их суду в случае необходимости?

Кумачаи медленно оглядывает зал, смотрит на судью, стенографистку, хмурится. Чувствует, что ему готовят какую-то западню. Стенографистка прикрепляет к листку скрепку.

– Вы, как специалист, не считаете, что Каролина Полимус знала, что беременность ей не грозит?

Кумачаи наклоняется к микрофону, прежде чем ответить.

– Не считаю.

– Не торопитесь с ответом, доктор Кумачаи. В те две недели вы произвели восемнадцать вскрытий. Может быть, вам стоит заглянуть в свой рабочий дневник?

– Я уверен, что жертва использовала какое-то противозачаточное средство. Вы это сами признали.

– Я повторяю, сэр, что мы оба признали результаты анализа спермы, которую вы – и никто другой – послали химикам.