Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пальмерстон ответил решительным отказом. Однажды потерпев неудачу, он не хотел испытывать судьбу еще раз. К тому же в Лондоне продолжала свою работу конференция послов пяти держав (Англии, Франции, России, Австрии и Пруссии) по бельгийскому вопросу, который интересовал его гораздо больше польского. Поэтому Пальмерстон не собирался лишний раз вызывать недовольство русского царя, позиция которого в бельгийском вопросе его вполне устраивала. Английский дипломат прекрасно видел, что дальнейшее развитие событий в Польше неизбежно приведет к разгрому восстания. Силы противоборствующих сторон были неравными. Против польской повстанческой армии численностью около 55 тысяч человек со 140 орудиями действовала царская армия в 115 тысяч человек и 336 орудий[985].
В ответном письме Пальмерстон в свойственной ему дипломатичной манере от имени своего монарха отверг французское предложение: «Его Величество, глубоко сожалея о несчастных последствиях гибельного соперничества, считает, что не настал еще час, когда он мог бы решиться на поступок, который, будучи примиренческим по форме, тем не менее, может обеспокоить независимую державу (Россию. – М. Ж.), известную ревнивым отношением к своим правам и чрезвычайно чувствительную ко всему, что может задеть ее национальную честь»[986]. Одновременно он объявил А. Матушевичу, что Англия отныне не признает за собой права вмешиваться в дела Польши, и поэтому отказывается от поддержки французской политики в этом вопросе[987]. Оставшись в одиночестве, Франция не осмелилась открыто выступить против России. Надежды поляков на помощь западных держав окончательно рассыпались. Они оказались один на один с военной мощью Российской империи.
Отказавшись от поддержки польского восстания, кабинет лорда Грея тем не менее не торопился с обнародованием своего решения. На это существовали весьма серьезные внутриполитические причины. Грей и Пальмерстон прекрасно понимали, что опубликование такого решения вызвало бы широкое недовольство среди различных слоев английского общества и неминуемо привело бы к падению их правительства. Поэтому лорд Пальмерстон тщательно конспирировал деятельность Форин оффис в этом направлении. Дипломатическая переписка по польскому вопросу, например, была опубликована лишь в 1861 г., за четыре года до смерти лорда. Сокрытие документов позволяло Пальмерстону лицемерно заверять британскую общественность в своей приверженности либеральным принципам во внешней политике. Одновременно он продолжал поощрять пропольскую кампанию в прессе. Британские газеты убеждали англичан в том, что успех польского восстания принесет «неоценимые выгоды» европейским странам и что бесспорна целесообразность вмешательства европейских правительств в ход этого восстания на стороне поляков»[988].
Царские войска 8 сентября 1831 г. заняли Варшаву. После падения польской столицы восстание продолжалось не менее месяца. В начале октября оно было окончательно подавлено. Николай I жестоко расправился с восставшими: тысячи поляков были осуждены на каторгу, сосланы в Сибирь, отданы в солдаты. Сотни польских семей были переселены в глубинные губернии России. В феврале 1832 г. Николай I подписал так называемый «Органический статут», который заменил ликвидированную конституцию 1815 г. и окончательно уничтожил автономные права и привилегии Царства Польского.
Когда война за независимость была поляками проиграна, английское правительство сочло выгодным для себя вновь выступить в роли «защитника» Польши. Ему было необходимо сохранить «либеральное» лицо и как-то оправдать перед своей страной пассивность в польском вопросе. В депеше лорду Хейтсбери от 23 ноября 1831 г. Пальмерстон позволил себе рекомендовать российскому правительству придерживаться «разумной» политики в отношении поверженной Польши, провести полную амнистию восставших, за исключением тех, кто повинен в «убийствах», восстановить конституцию Царства Польского, гарантированную Венским конгрессом. Рекомендации английского министра не были приняты официальными кругами в Петербурге. Хотя царским правительством была проведена частичная амнистия, но ее значение свелось к тому, что власти не применили смертной казни. В ответной депеше лорд Хейт-сбери сообщил Пальмерстону, что правительство России отказалось признать британскую интерпретацию Венского договора[989].
В исследованиях зарубежных историков часто встречаются утверждения об «искренних симпатиях» лорда Пальмерстона к польскому национально-освободительному движению в начале 30-х годов XIX в. При этом приводятся многочисленные ссылки на его выступления в парламенте, частную и официальную переписку. Однако слова Пальмерстона о том, что он «хотел бы видеть Польшу независимой»[990], явно не опирались на его реальную политику и оставались лишь тонко рассчитанной интригой и демагогическими рассуждениями. Британская дипломатия относилась к конституционным и национально-освободительным движениям в Европе явно с государственно-прагматических позиций. Пальмерстон однажды выразил свою внешнеполитическую доктрину в следующих словах: «Когда люди спрашивают меня, что называется политикой, единственным ответом может стать следующее: мы намерены делать то, что кажется нам лучшим в каждом отдельно взятом случае, ставя превыше всего Интересы Нашего Государства»[991]. В случае с польским восстанием 1830–1831 гг. англичанам было выгодно не вмешиваться. Либеральные фразы о необходимости защиты польской независимости являлись не более чем прикрытием истинной позиции Великобритании. В свою очередь российские дипломаты, приняв условия игры, не воспринимали всерьез частые демарши англичан в поддержку польского восстания.
Глава 16
Артур Николсон и первая русская революция
Д.И. Портнягин, Н.А. Портнягина
Артур Николсон – посол Великобритании в России в 1906–1910 гг.
Артур Николсон был послом Великобритании в России с 1906 по 1910 гг. Наиболее трудные времена ему пришлось пережить в годы революции 1905–1907 гг. Во-первых, новый посол должен был освоиться в малознакомой ему стране. Во-вторых, ему приходилась жить и работать в Петербурге в условиях революции, которая привела к появлению новых политических институтов (парламента, партий), политический вес которых в 1906 г. был не вполне понятен британцам. Кроме того, революция сопровождалась невероятным размахом террора, осложнявшим жизнь не только российских подданных, но и британских дипломатов. В-третьих, А. Николсону необходимо было решить основную задачу британской дипломатии в этот период в России: заключить англо-русское соглашение.
В 1904–1906 гг. британским послом в России был Ч. Гардинг. Он делал всё возможное для сохранения англо-русских отношений, которые ухудшились во время русско-японской войны[992]. Именно он дал первые оценки начавшейся в России революции. А. Николсона связывали с Ч. Гардингом, который стал заместителем министра иностранных дел Великобритании Э. Грея, дружеские отношения, что существенно облегчало ему работу [993]. Перед отбытием нового посла в Петербург, в апреле 1906 г. состоялся обед, на котором, кроме А. Николсона, присутствовали видные члены британского правительства Г. Асквит, Э. Грей, Р. Холден и Д. Морли. Они 4 часа обсуждали возможности посла в России, причем А. Николсон был настроен достаточно пессимистично, хотя обещал сделать всё возможное, чтобы решить стоящие перед ним задачи. Присутствующие «обещали ему доверие и поддержку»[994]. 25 мая 1906 г. А. Николсон покинул Лондон, а 28 мая был уже в Петербурге.