Дом хорошо охранялся – высокий забор, защищенные от обстрела будки охраны, бородатые бойцы нефтяной дивизии в черной униформе и с черными беретами. Совершенное безумие при такой жаре, но они этим гордились. Нефтяная дивизия была набрана целиком из чеченцев и среди местных снискала лютую ненависть…

– Брать что дают…

– Именно. Вот та квартира, в которой ты тут дрых, – думаешь, она чья?

…

– Моя!

– Поздравляю. Дорого?

– Бесплатно. – Кит Дуглас-Моррис отхлебнул из глиняного сосуда с чаем. – Тут поначалу шизеешь малость, но потом начинаешь привыкать. Здесь все либо бесплатно, либо за нереальные деньги. Люди вообще мало понимают, что такое деньги. Вот мне, например, подарили сначала джип, потом еще один, потом – «Лексус», потом эту квартиру. Все бесплатно. Из уважения ко мне. Еще предлагали рабынь, но я не взял. Но если я накосячу – это все у меня отнимут. Здесь не так берут взятки – я вообще никогда такого не видел. Если в других местах тебе что-то надо, ты берешь деньги, идешь и покупаешь чиновника, то тут ты должен платить чиновнику просто так, за уважение. И если тебе что-то надо, ты придешь к этому чиновнику, попросишь его помочь – и он поможет. Тоже – за уважение. Сначала это непривычно, потом – приедается. Местные валии говорят о том, что ненавидят Москву, но каждый месяц отправляют туда деньги мешками. Местная шпана говорит о том, что они правоверные, но на деле и водку бухают, и наркоту жрут, и перетрахались все уже. Вот такая вот фигня, братишка.

– Не слишком-то похоже на место, куда приятно приехать с семьей на отдых, верно?

– Это как сказать. Если ты один из своих, тебя тут пальцем не тронут. А Лазурный Берег, я тебе скажу, ничем Ойли Рокс не уступает.

– Кстати, про Ойли Рокс. Слышал что-то про это?

– А что именно?

Герт заметил, как его старый друг и товарищ по полку насторожился – хотя и сделал все, чтобы не показать этого.

– Ну… что это вообще такое. Кто там живет. Чем они живут.

Кит Дуглас-Моррис кликнул официантку и попросил принести еще чая и местный мясной пирог…

– Насчет Ойли Рокс я бы вообще не задавал вопросов дружище, о’кей? Потому что у стен есть уши, а там не любят, когда кто-то наводит о них справки.

– Все так плохо?

Кит испытующе посмотрел на своего друга.

– Если хочешь знать, безопасность у них возглавляет Конрад Кроу. Слышал о таком?

– Нет.

– Отставной зам директора ЦРУ по оперативной работе. Из тех, кто ему подчиняется, – Меир Хафи.

Про Меира Хафи Герт слышал. Отставной командир тринадцатой эскадры – спецназа ВМФ Израиля. Аналог US Navy SEAL или их СБС – специальных лодочных сил.

– Про Хафи я слышал.

– Эти сукины дети создали своего рода мафию. Думаешь, там можно просто купить жилье? Ага – хрен. Начнем с того, что все сделки с недвижимостью там регистрирует Городской совет, причем, если ты им рожей не приглянулся, они ее тебе просто не зарегистрируют, вот и все. Жаловаться некуда – они самостоятельное государство, туда никто не лезет. Я сам наводил справки, хотел купить, поэтому знаю, о чем говорю. Если ты не соответствуешь каким-то критериям – причем они не говорят каким, – то тебе дадут от ворот поворот. И все. Если же ты купил там жилье – то ты становишься одним из своих. Говорят, что там нет налогов – вообще никаких. Все в городе к услугам тех, кто там живет, включая Хафи и его парней, Кроу и всех, кого они там собрали. Они торгуют с Халифатом, хотя это запрещено. Торгуют всем, чем угодно, – товарами, рабами, радиоактивной нефтью. У них доли в Каспии и еще хрен знает где. Пойми, это хренов город богачей, в котором нет национальности, нет гражданства, имеют значение только деньги. На весь остальной мир они срать хотели. Никакого общества там нет – только хреновы богачи и их обслуга. Причем прикинь – место это построено так… как бы на двух уровнях. Верхний уровень – это сады, фонтаны, бассейны, кафе, хреновы пентхаусы, которые стоят столько, сколько средний человек может заработать лет за пятьсот. Нижний уровень – там все для обслуживающего персонала, включая дешевые капсульные гостиницы[108], дешевую жрачку, свои дороги, свои рабочие места, прачечные там, прочая всякая херь. И все это внизу, там, где сплошной бетон, наверх выходы – только на рабочие места. Нет, ты представляешь, что это за херь? Те ублюдки, которые там живут, они не хотят делиться со своей обслугой даже воздухом и видами на океан. Вот такая вот хрень…

– Круто.

– Еще бы. Сам знаешь, я никакой ни хрена не коммунист, мне осто…о видеть вот все это вокруг. Но это… это просто слишком, понимаешь? Это п…ц, какой-то гребаный заговор против общества. Я даже не знаю, как это назвать, но б… Они нарвутся, б… Вот увидишь – они нарвутся. И я… я не знаю, буду ли их спасать, даже за деньги…

– Я тебя понимаю, брат…

На поясе Герта Роу заработал пейджер[109].

– Пора. Труба зовет.

На связи оказалась Элис Крамб, она сообщила, что британской разведке снова удалось отследить местоположение цели. Цель была в Баку, столице бывшего Азербайджана…

Приняв информацию о местоположении цели, Герт Роу разделил группу на три неравные части. Он сам решил отправиться в Баку на машине, вместе с еще одним оперативником. Четверо должны были проследовать в Баку рейсовым самолетом из Шамилькалы. Еще десять человек оставались здесь в полной боевой готовности на ремонтной базе «Бритиш Петролеум». Кит обещал предоставить все необходимые ресурсы, будь то автомобиль, вертолет или корабль…

Граница между Великим Тураном и никем не признанным Имаратом Кавказ представляла собой поучительное зрелище. Суть урока была в том, что независимость не всегда бывает в пользу народу.

Безумная дикость на одной стороне и имперский порядок на другой. Со стороны Имарата – бесконечный базар, на котором продают все, от сушеного мяса и до рабов, разбитая в хлам дорога, убитые машины, которые в Туран явно не пустят, и их дорога здесь и заканчивается. Дорогие машины – побитые, в пыли, с опущенными дверными стеклами и торчащими из них стволами автоматов и пулеметов, значки, обозначающие имя амира, хозяина этой машины, или девиз политической партии, к которой принадлежал ее хозяин. Да-да, в Имарате Кавказ были политические партии, потому что таково было условие мира, они все назывались исламскими, постоянно обвиняли друг друга в отступничестве от ислама и все вместе боролись с ваххабизмом, потому что ваххабиты были против политических партий в принципе, считая, что исламская умма едина и разделяться она не должна вообще. Были даже выборы, проходившие под дулом автомата и со всевозможными нарушениями, включавшими в себя обстрел избирательных участков и налеты с целью похищения урн и бюллетеней. Но выборы не приносили спокойствия и счастья – на этой стороне была разбитая дорога, придорожный базар и острые, как нож мясника, взгляды, которыми местные провожали внедорожник «Поларис» с хорошо известным здесь зелено-желтым солнцем ВР на дверцах. На той стороне – высокий забор, висящие через равные промежутки небольшие аэростаты с наблюдательными камерами и ракетами, пограничники, похожие на роботов со своими кейсовыми винтовками с лазерными прицелами, которые при необходимости могли служить и шокерами[110]. И покорная очередь перед вертушкой КПП – это те счастливцы, у которых есть разрешение на работу. С той стороны, по всему приграничью выстроены фабрики, на которых нужна рабочая сила. Владельцы этих фабрик – тюрки. Не турки, а тюрки, за слово «турок» полагается пять лет тюрьмы. Рабочую силу берут как раз из Имарата, потому что другой работы тут почти что и нет, а женщины рожают много – шариат все-таки. Разрешение на работу выдает не государство, а хозяин, и точно так же он может его и отобрать. Может, за косой взгляд, за разговоры, а может и просто отобрать, чтобы не платить жалованье. Жаловаться кому-либо бесполезно – судебные органы Турана не принимают жалоб от неграждан на граждан. Возмущаться и пытаться устроить разборки тоже не рекомендуется: за сопротивление – смерть.