9

Боль в простреленной руке была невыносима и расходилась волнами до самого плеча, будто дворняга все еще не разжала хватки. Следы от собачьих когтей привели их в небольшое помещение, похожее на то, откуда они начали свой путь. Тут они обнаружили сваренные неопытной рукой клетки, собачьи экскременты, море крови и труп Ежи Шиллера. Открытие каждый воспринял по-своему. Дыбуса вывернуло наизнанку. Его тетя выключила фонарик, чтоб не видеть всего этого. Вильчур закурил. Шацкий, чувствуя сильную усталость из-за снижения уровня адреналина в крови, уселся на одну из клеток и протянул руку за сигаретой. Вильчур услужливо оторвал фильтр и подал прокурору зажигалку. В первый момент Шацкий хотел было возразить, попросить сигарету с фильтром, но он воздержался. От табачного дыма позыв на рвоту немного утих, тот же дым обволок обонятельные рецепторы в носу, и Шацкий перестал — правда, ненадолго — ощущать вонь. «Кэмел» без фильтра оказался неожиданно вкусным.

— Где мы находимся? — спросил он хотя бы для того, чтобы занять мысли Дыбуса. Успокаивать парня ему не хотелось, а в его бегающих глазах он разглядел панику.

Дыбус вытащил карту, испещренную непонятными цветными линиями и штрихами, и разложил ее рядом с прокурором.

— Тут я как раз сроду не бывал, но мы приблизительно здесь, — он показал точку на карте уже за пределами городских стен, неподалеку от пересечения Замковой и Старомейской, вблизи старого особнячка. Насколько Шацкий помнил, там было пустое место.

— Там же ничего нет, — заметил он.

— Это сейчас нет, — согласился Дыбус. — Но когда-то там было целое поселение, только дома стояли по большей части деревянные, поэтому ничего и не осталось. Этот погреб, по всей видимости, соорудил какой-нибудь купец — решил, что воры будут скорее искать под каменными домами, а не под хибарами бедняков на Подвалье.

— Надо бы проверить, можно ли отсюда проникнуть в особнячок на Замковой, в кафедральный собор и дом Будника. Мне кажется, мы выяснили, как переносили трупы с одного места в другое.

— Ты уверен? — Соберай немного пришла в себя, хотя все еще была слегка синевата.

— Скорее всего, да. Со вчерашнего дня мне не дает покоя одна деталь. У Будниковой под ногтями был песок, желтый приморский песок. Во время вскрытия я не уделил ему должного внимания, подумал, что, видимо, она любила ковыряться в земле или что это песок с места преступления. Сегодня утром я проверил кусты под синагогой и ее сад — в обоих местах земля обычная, черная.

— А тут другое дело, — пробормотал Вильчур, соскребая лёсс со стенки — под длинным ногтем осталось немного желтоватого песка.

— То-то и оно. — Шацкий отошел в угол, подальше от трупа, чтобы потушить сигарету.

Только сейчас он набрался духу и взглянул на останки Ежи Шиллера, осветив их фонариком. Бизнесмена-патриота можно было распознать только потому, что он был прикован к стене довольно высоко и собаки не смогли добраться до его лица. Все остальное, от грудной клетки и ниже, было разодрано в кровавые клочья. Шацкому не хотелось даже угадывать, каким частям тела соответствуют разбросанные по всему помещению куски. Этим займутся эксперты.

— Можем уже идти? — тихонько спросила Соберай.

— Все равно нам тут делать нечего, — Вильчур взглянул на часы. Все это время в нем угадывались нервозность и нетерпение, которые не соответствовали привычному образу флегматичного полицейского. — Нужно прислать экспертов, освещение, пакеты для вещественных доказательств. Пусть обследуют и это помещение, и близлежащие. Скорее всего, они найдут место, где содержали Будника и его жену, а там тоже должны остаться кой-какие следы.

— Пожалуй, даже больше, чем нам кажется. — Шацкий медленно поворачивал голову, освещая помещение. — До сего времени мы действовали на условиях убийцы — находили все прибранным и подготовленным специально для нас, а это место мы нашли слишком рано.

— Как это?

— Помните лязг, который мы услышали, прежде чем на нас напали собаки. Взгляните, на клетках есть какой-то часовой механизм, он-то и открыл эти клетки перед нашим приходом. А если б не паренек с абсолютным музыкальным слухом, нас бы здесь не было. Собаки разбежались бы по подземельям, скорее всего, еще какое-то время оставались в живых, не исключено, что сожрали бы труп Ежи Шиллера и, вполне возможно, каким-то чудом выбрались из лабиринта, а мы бы по подсказке убийцы нашли их на берегу Вислы и имели очередную загадку. А если б не нашли, наверняка бы нам подсунули еще одну подсказку. В любом случае мы бесспорно прибыли сюда слишком рано и вопреки плану убийцы. Надо это использовать и как можно быстрей вызвать криминалистов.

— И предупредить их, чтоб были осторожны, — прибавила Соберай.

— Я так и знал, что этот садист не сидел здесь при свече! — долетело до них из бокового коридора, в котором незаметно исчез Дыбус. — Идите сюда, я нашел аккумулятор!

В одну тысячную долю секунды, которая была необходима, чтобы связать факты воедино, нейроны Шацкого раскалились докрасна, но Вильчур оказался быстрее.

— Не трожь! — взревел полицейский. Шацкий отродясь не слышал такого чудовищного рева. Но было поздно.

Сначала прокурор Теодор Шацкий увидел белую вспышку, потом услыхал грохот, а потом его, как тряпичную куклу, швырнуло ударной волной на стенку. Остатком сознания он почувствовал неожиданное облегчение — мрак означал, что боль отступает. Авось лишь на минуту, но не исключено, что навсегда.

10

Кажется, он извлек из сандомежских архивов все, что только можно. Настало время идти дальше в поисках нужной прокурору информации, хорошо хоть, что, скорее всего, ему не придется выезжать за пределы воеводства. А если повезет, к завтрашнему дню все будет готово. Впрочем, поживем — увидим. Даже смешно, работенка для правосудия при расследовании довольно трудного дела оказалась гораздо проще, чем его обычные поиски шляхты с гербами.

Он мог бы оставить все папки в читальне и выйти, как это делал обычно, но на сей раз сунул их под мышку и вернулся в молитвенный зал. Почему? Ему, очевидно, передался дух уголовного следствия, а у дилетантов это всегда вызывает обостренную подозрительность, осторожность и повреждение ума. Ему не хотелось оставлять важные для прокурора документы без присмотра, чтобы каждый мог сунуть в них свой нос. Под каждым подразумевался убийца, или его соучастник, или кто-то с ними связанный. Ну а кроме всего прочего, главный зал архива все еще вызывал в нем страх, из-за чего он не мог спокойно о нем думать. Неужто он такой слабак? Одно нелепое событие, один увиденный за версту и в тумане труп, и он уже рассиропился, как старая баба.

Роман Мышинский отворил тяжелую стальную дверь и вошел в главное помещение синагоги. В свете проникающего сквозь окна послеполуденного солнца оно вовсе не выглядело страшным, скорее запыленным. Изображенные на своде знаки зодиака не производили впечатления грозных — это была просто довольно беспомощная живопись восемнадцатого века. Тем не менее, поднимаясь по содрогающейся при каждом шаге лестнице, он не мог похвастаться хладнокровием, а ведь именно там, на самой верхотуре, возле этих гребаных мостков и этих долбаных окон, из которых видны покойники, и находились ипотечные книги.