Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…С моей просьбой отдать мне ведущую роль в допросе Крамниц согласился неожиданно легко, но удивило меня другое. Удивило меня, насколько быстро Иван Адамович принял моё предложение перед допросом поговорить с Маргаритой Альштетт без записи. Почему пристав пошёл мне навстречу? Не знаю… Может, подумал, что раз я хочу восполнить картину, то мне и карты в руки, а может, ему было уже всё равно — дело-то суду передать можно и в таком виде, в каковой оно пришло вчера, и никаких сложностей с осуждением Ташлина и Альштетт не ожидать.
— Порадовать вас, Маргарита Фёдоровна, мне нечем, — скрывать от недавней баронессы тяжесть её положения я не стал. — Присяжные обязательно признают вас виновной, и если судья не отправит вас на виселицу, я очень удивлюсь. — Она попыталась прожечь глазами во мне дыру, как это было вчера с Крамницем, и, как и вчера, у неё не вышло. Но, похоже, просто так сдаваться эта женщина не собиралась.
— Мне пришлось отравить Антонину, иначе Ташлин убил бы меня! — повторила она вчерашнюю попытку.
— И как вы можете это подтвердить? — поинтересовался я. — Предупреждаю сразу: просто так вам не поверит никто — ни я, ни господин пристав, ни присяжные. А без ваших показаний, причём показаний убедительных, Ташлин запросто может казни избежать.
— Как избежать?! — взвилась Альштетт.
— Сам он никого не убил, — напомнил я.
— Хорошо, — подумав, согласилась Альштетт. — Ташлин не угрожал мне смертью. Но это он придумал выманить Антонину и Викентия из Москвы и сделать так, чтобы всё выглядело, будто они сбежали.
— Зовите писаря, Иван Адамович, — я вздохнул с облегчением.
…Говоря откровенно, я так и не решил для себя, кто в этой истории с двумя убийствами играл первую скрипку. Понятно, что в изложении бывшей баронессы она лишь исполняла коварный замысел Ташлина, как понятно и то, что сам Ташлин будет уверять, будто его любовница и подельница придумала всё сама. Впрочем, он уже это и говорил вчера, но вскользь и двусмысленно, так что можно было и посчитать, что сейчас Маргарита Альштетт получила некоторое преимущество в увлекательной игре «сдай подельника». С её слов выходило, что сама идея выманить Ташлину и Данилевича из Москвы порознь для облегчения их убийств принадлежала Ташлину, как Ташлин же придумал и приманку для обоих — якобы они должны были жить по подложным бумагам в Брянске, дожидаясь, пока брошенный муж оформит развод. За собой Альштетт признала исполнение замысла — именно она внушила Ташлиной и Данилевичу, что несколько дней перед выездом из Москвы им не следует встречаться, дабы усыпить бдительность Ташлина, а затем, пользуясь разделением любовников, сказала Данилевичу, что с Антониной они встретятся в Воронцове, а Ташлиной пообещала встречу с Викентием в Малоярославце. В итоге же встретились они в неглубокой яме, где и были обнаружены сначала молитвенным розысканием, а затем и губным сыском.
— Мои показания помогут приговорить Ташлина к смерти? — с надеждой спросила Альштетт, закончив свой рассказ.
— Вам, Маргарита Фёдоровна, остаётся только надеяться, теперь это зависит уже не от вас, — обнадёживать её я не захотел. — Кстати, поправьте меня, если я ошибся, но вы же и Ташлина бы потом убили?
— Да, — охотно согласилась она. — Убила бы. Я ещё не успела придумать как, но убила бы. Жить за границей я собиралась с Юргеном. Сделала бы ему бумаги о дворянстве…
— А рассчитали вы его для того, чтобы он смог, не вызывая подозрений, уехать из Москвы и держать старинные ценности у себя? Подальше от Ташлина? — захотел я уточнить.
— Я же не могла полностью доверять Евгению, — усмехнулась она. — Да и убить его нужно было в удобное для меня время. И пока он не владел этими древностями, он никак не мог мне помешать, — кажется, Маргарита Альштетт гордилась собой. Имела право, чего уж там…
— Вы, госпожа Альштетт, особа преступная и порочная, — жёстко сказал Крамниц. — Нельзя создать счастье на убийствах.
— Не вам меня судить! — гордо вскинув голову, отрезала она.
— Не нам, — согласился Крамниц. — Судить вас будут присяжные, а приговор выносить — судья. Увести! — скомандовал он стражнику.
Вернув отравительницу в камеру и наказав страже следить за арестанткой с особым тщанием, выслушивать ещё и Ташлина пристав не пожелал. Да и не сказал бы нам Ташлин ничего нового. Мы переместились к Крамницу в кабинет, и Иван Адамович достал из шкафа бутылку яблочной настойки да пару чарок. Выпили, не закусывая, помолчали. На душе у меня, да и у пристава, как видно, тоже, было погано, так что когда Крамниц налил по второй, я противиться не стал. Впрочем, повторяли уже под закуску — у пристава нашёлся относительно свежий бублик, который мы и поделили пополам.
— А как вы, Алексей Филиппович, догадались, что она и Ташлина убила бы? — поинтересовался Крамниц, распорядившись насчёт чаю.
— Так по-другому тут никак быть не могло, — ответил я.
— Да, — кивнул пристав, — не могло. Но я-то только сейчас это вижу, а вам как удалось раньше разглядеть?
— Знаете, Иван Адамович, я просто обратил внимание, что гибель Ташлиной и Данилевича самую большую выгоду принесла именно баронессе, теперь уже можно считать, что бывшей. Куда больше, нежели Ташлину. Сами судите: со смертью Ташлиной её муж получил то лишь, что она увезла с собой из дому, а старинные ценности, что были при себе у Данилевича, достались Артману, то есть, считайте что баронессе. Рано или поздно у Ташлина возникли бы вопросы к любовнице относительно тех ценностей, так что выбора особого у неё и не оставалось, — объяснил я.
— Да, Алексей Филиппович, это вы удачно подметили, — заключил пристав. — Удачно и верно.
Я промолчал. Иван Адамович, конечно, может хвалить меня сколько угодно, но сам я всю эту историю своей удачей никак не считал. Единственное, что мне тут можно было записать в неоспоримую заслугу, так это открытие воровства в Палате государева двора, да и то, Ташлину, Серову и Варчевскому удавалось проворачивать свои делишки только