– Ну как знаешь, – немного раздраженно пробормотал он, разодрал ткань надвое, заставляя девицу под собой сжиматься от ужаса, и почти сразу вонзился внутрь.

Полночи Ахиль, дрожа, всхлипывала, кусала губы и сглатывала слезы.

Бансабира сидела на подоконнике, уставившись в небо. На ней была одна сорочка, но, к удивлению, ночами в Аттаре было очень тепло.

Чувство нереальности происходящего не покидало, хотя раны, растяжения и ушибы доказывали обратное. Думать ни о чем не хотелось, но больше заняться было нечем, учитывая ее ограниченные возможности после поединков с Гором, поэтому мысли лезли в голову сами по себе. Разные, раздражающие, самого абсурдного содержания и самым беспардонным образом. Бану была бы рада воззвать к Праматери с жалобой, с каким-нибудь непростым вопросом, но она даже его не могла сформулировать. В лучшем случае ей удавалось: «Что это?» и «Как быть?» Она терла грудь, кусала губы и не понимала ничего. Наверное, будь она более ученой, ей удалось бы разглядеть среди звезд какое-нибудь предначертание, знамение или образ, но как танша ни таращилась, видно не было ни зги.

Она поднесла пальцы к губам. Она настойчиво гнала от себя отголоски прошлого, но все равно всегда их помнила: густые брови вразлет с глазами-льдинами, которые смотрят так пронзительно, что деться от них некуда; голос со стальной хрипотцой, от которого все замирает внутри; литое загорелое тело, будто вытесанное из гранита или отлитое из бронзы; запах пота, вина и крови, который только усиливает ауру хищника. И рот. Жесткий мужской рот. На ее рту.

Бансабира потерла губы, едва ощущая на коже собственное теплое дыхание. Глаза закрылись сами собой, по шее, по груди и позвоночнику разлилось ни на что не похожее трепетное тепло, от которого тело показалось воздушным. Полный нежности выдох обдал тишину легким облаком воспоминания…

Маатхас совсем другой.

– Тану? – в дверь постучал Ниим. Он обратился еще дважды, прежде чем Бану отозвалась. Ниим вошел и сообщил, что Змей просит составить ему компанию. Он ждет на одной из террас с видом на внутренний сад и просит таншу взять для охраны столько людей, сколько она сочтет нужным. Провожатого Гор прислал.

Бансабира поглядела на телохранителя всего секунду и согласилась без колебаний. Сидеть здесь в одиночестве бесполезно, а с Гором и впрямь стоит поговорить без мечей и копий. Просто поговорить.

– Помоги мне, – велела танша, с трудом покидая подоконник, куда прежде ей помог взобраться Лигдам.

Женщина протянула руку в сторону стула, на спинке которого висел насыщенного голубого цвета халат, расшитый шелковыми белыми и золотистыми нитями. Сама себе такое танша вряд ли стала бы шить; эту одежду, несмотря на всю напряженность отношений, тану предоставила Джайя. Ниим помог госпоже одеться (Бансабира в очередной раз подметила, что халат коротковат на ее рост) и осторожно повел к выходу.

Весь путь Бану прошла сама, несмотря на ломоту в ногах, хотя иногда и приходилось опираться на Ниима. Охраны она взяла всего четыре человека: Ниима, Вала, Одхана и Шухрана. Когда проводник отворил перед ней дверь на террасу, тану, поразмыслив полминуты, велела страже зайти, но остаться у дверей.

Гор приказал заранее принести небольшой стол, пару удобных кресел, праздничной снеди и вина.

И уже ждал. Увидев Бану в красивом халате, украшенном затейливым росшивом по местному обычаю, он затаил дыхание и спрятал умиленную улыбку. Ну, когда он мог подумать, что вправду увидит ее такой?

Мужчина стоял, опираясь на парапет. Перебинтованный так, что края повязок были видны в вырезе свободной светлой рубашки. Гор повел рукой, делая приглашающий жест, но посредине него осекся и, скривившись, поспешно прижал руку. Раненое плечо не позволяло выразить широту души.

Бансабира приблизилась к парапету и тоже оперлась о перила, правда, в двух метрах от наставника. Гор не сокращал дистанции и не мешал молодой женщине наслаждаться зрелищем.

Город горел свадебными огнями: как звезды, повисшие в густоте небес, фонари мерцали на шпилях смотровых башен, нитью янтарных бусин оплетали окна Башни Звездочетов и царской Библиотеки, россыпью солнечных зайчиков засеяли здания казарм и городской архитектуры вдалеке, пышноцветьем одуванчиков рассыпались по зелени в саду. Небо отразилось в городе даже ярче, чем выглядело, подумала Бансабира, делая глубокий-глубокий вдох. Вид открывался и впрямь удивительный.

– Как твое самочувствие? – подал голос Гор.

Бансабира отвлеклась от созерцания нехотя: из берлоги, куда ее поселил этот змееныш, ничего подобного видно не было.

– Так же, как и твое, – отозвалась Бану. Обратилась к мужчине и спросила прямо: – Что ты устроил тут?

– Подумал, раз уж все празднуют, нам тоже надо.

– Если хотел праздновать, спускался бы в общую залу.

Гор бросил на Бану пакостливый взгляд и снисходительно вздохнул:

– Слушай, ну нельзя же в восемнадцать лет быть такой сварливой занудой.

Бансабира покосилась на наставника и издала какой-то непонятный звук. Потом еще один, уже больше похожий на смешок, и еще. А потом, задрожав плечами, расхохоталась от души. Гор, любуясь, заулыбался тоже.

– Пожалуй, – благосклонно согласилась танша и прошла к столу.

Гор устроился в соседнем кресле.

– Бану, мы можем попросить кого-то из твоих юнцов помочь нам с вином? Я так понимаю, руки и плечи толково не служат сейчас никому из нас.

Бансабира оглянулась. Телохранители, тоже скривив рты в ухмылках, прислушивались, и, обводя их глазами, Бансабира с изумлением сообразила, что здесь, на террасе, только ее охрана. Она коротко глянула на Гора – тот поймал взгляд – и едва не открыла рот: он был совершенно безоружен.

– Шухран, – позвала танша.

Мужчина сориентировался быстро. Разлил вино и встал за креслом госпожи. Гор предался процессу, потягивая напиток и наслаждаясь вечером: воздухом, видом с огнями и темными силуэтами башен, гомоном пирующих двумя этажами ниже, теплом родного человека. Бану попробовала, облизала губы, расплылась в усмешке.

– Если бы десять лет назад мне кто сказал, что я вот так буду сидеть с тобой непонятно где и праздновать непонятно что, я бы вырезала ему сердце.

– Ну, это вряд ли, – скептически качнул головой Гор.

Бану выпрямилась в кресле и обернулась к собеседнику. Мужчине пришлось объясниться:

– Чтобы пробить человеку грудину и вынуть сердце, надо больше сил, чем у тебя было десять лет назад. Хотя я не отрицаю, что бедолаге не поздоровилось бы. В конце концов, ты дважды отняла человеческую жизнь еще до того, как я привез тебя в Храм Даг… – Гор вдруг замолчал, нахмурился и тут же просиял. – Слушай, Бану, никогда не думал об этом! Ты меня существенно опередила. Я впервые убил человека в двенадцать, а ты в семь!

– Мне что-то непонятно, почему это вызывает в тебе такой восторг? – отозвалась танша, вновь откидываясь на спинку кресла вместе с кубком.