— Сибелла… в одиночку ты его все равно не остановишь.

Какие же соблазнительные слова он произносит. Уши, что ли, заткнуть, спасаясь от искушения?

Я шепчу:

— Я обязана попытаться.

— Ну да, только выбора у тебя нет, — говорит он. — Ты похищена тем, кто гораздо сильнее тебя, и сбежать не удастся. Примирись с этой мыслью и успокойся. Кстати, вещички твои я захватил, так что пусть аббатиса считает, будто ты поехала в Нант — как и было задумано.

Я помимо воли восхищаюсь его предусмотрительностью. Даже в глубине души надеюсь, что все получится. Вот так взять и освободиться не только от д'Альбрэ, но и от аббатисы? Похоже, наверное, чувствовала себя Аморна, когда ее впервые выпустили из преисподней…

Огромная ладонь Чудища накрывает мою голову и притягивает ее к его груди.

— Поспи, — советует он. — А то опять оглушу.

Да чтоб его! Я засыпаю. Нет-нет, только потому, что мне самой этого хочется.

Когда я открываю глаза в следующий раз, лошадь стоит на месте, и я вижу, что солнце клонится к горизонту. Мы собираемся разбить лагерь на ночь.

Моргнув, я вижу, что к нам направляется Винног, и Чудище собирается поручить меня его заботам. При приближении угольщика лошадь принимает в сторону и метит копытом, Чудище дает шенкеля и бормочет команду, призывая ее к порядку, и я соскальзываю с седла на руки Винногу.

— Что это с коником? — благополучно встав наземь, спрашиваю я.

— А это, госпожа моя, разве коник? — бурчит Винног. — Это же нечистая тварь прямо из преисподней!

Чудище одаривает нас улыбкой, чуточку отдающей безумием, и уезжает на край лагеря, где устроили коновязь.

— Госпожа, устали, наверное? — спрашивает Винног, и я спохватываюсь, что все еще держусь за его плечо.

Я тотчас убираю руку:

— Да нет, все в порядке. Просто ноги размять хочется.

Он кивает:

— Тогда, если позволите, я пойду лошадками займусь.

Некоторое время я стою на месте, наблюдая, как все новые всадники останавливают коней и спрыгивают с седел. С десяток воинов из числа людей герцогини приехали на отменных жеребцах, они стараются занять места получше, огибая угольщиков, сидящих верхом на крепких неказистых лошадках. Никто никому не желает уступать место, и очень скоро воцаряется беспорядок: люди ругаются, кони шарахаются и норовят ударить копытом. Вот незадача! Если это и вся братская любовь, на которую можно рассчитывать Чудищу, остается только надеяться, что он намерен использовать меня как средство на непредвиденный случай. Иначе он даже не пентюх, а… Этак мы и до Морле не доедем, какое там с французами драться, обеспечивая высадку англичан!

Тут я начинаю кое-что понимать. Ренн отсюда всего в одном дне пути. Д'Альбрэ прибудет туда самое раннее завтра к ночи. Если удеру прямо сейчас, у меня будет вполне достаточно времени, чтобы затеряться среди бабья, которое наверняка притащится вместе с его войском.

Я окидываю взглядом поляну. Янник сражается с демоническим конем хозяина, силясь его привязать. Сам Чудище уже развернул карты, намереваясь обсудить стратегию и тактику с ближайшими помощниками. Угольщики слишком заняты обменом мрачными взглядами с воинами, выказывающими полное презрение к «оборванцам».

За мной никто не следит.

И я вновь чувствую решимость, которая, как я опасалась, успела насовсем оставить меня.

Прогулочным шагом направляюсь к коновязи. Как раз в тот момент, когда я туда приближаюсь, раздается легкий шум и из-за деревьев появляются с полдюжины человек. Я застываю на месте, воины хватаются за мечи, но Эрван их успокаивает. Это всего лишь женщины угольщиков, явившиеся готовить в лагере ужин.

Вновь поднимается суматоха. Я под шумок выбираю себе мерина в яблоках и для начала прячусь за ним.

Протянув руку, я глажу шелковистые ноздри коня, даю себя обнюхать. Со стороны можно подумать, что я просто подошла приласкать понравившееся животное. Воровато озираюсь, соображая, где его амуниция. Чтобы добраться в Ренн, мне нужна, по крайней мере, уздечка. Не помешало бы и седло, но без него я обойдусь, если придется.

— Сейчас вернусь, — шепчу я серенькому, но не успеваю пройти и двух шагов, как на мое плечо опускается рука.

— Мне что, стреножить тебя, как Янник — коней?

Да чтоб ему провалиться! Ну нет бы заниматься своими делами и позволить мне заниматься моими! Я раздраженно вздыхаю, не желая признаваться себе, что чувствую определенное облегчение, и рывком высвобождаю плечо.

— Не надо меня стреножить, — говорю я. — Лучше отпусти подобру-поздорову, чтобы я могла свое задание выполнить!

Его лицо, обычно открытое и доброжелательное, сейчас кажется жестким и беспощадным. Я в первый раз вижу его свирепость обращенной против меня, и приходится выдавливать улыбку — иначе он догадается, как сильно я испугалась.

— Это мы уже обсуждали, — говорит он. — Ты остаешься. Во имя Камула, твои умения очень даже могут нам пригодиться.

— Должен быть запасной план, — отвечаю я. — На случай, если твой скороспелый замысел возьмет и провалится. И хотя я терпеть не могу аббатису и ничуть ей не доверяю, кое в чем она все же права. Чем больше у нас будет возможностей нанести удар д'Альбрэ, тем лучше!

Он вновь хватает меня за плечо:

— Все равно не позволю, чтобы ты подвергалась такой опасности.

Я улавливаю краткое мгновение, когда гнев в его глазах сменяется беспросветным отчаянием. Потом оно тоже пропадает.

Его хватка ослабевает, он медленно наклоняется ко мне. Забыв сердиться, я стою совсем неподвижно. Потом шепчу:

— Если опять ударишь, я тебя точно прирежу.

— Да никто тебя бить не собирается.

Его ладони обнимают мою голову, отчего я чувствую себя совсем маленькой и хрупкой — не в том смысле, что меня легко сломать, а в том, что меня лелеют и берегут, точно я сокровище какое.

Я не шевелюсь, даже, кажется, не дышу. Совсем близко вижу его губы и поражаюсь, насколько совершенна их форма. С ума сойти, даже ямочки есть по углам рта, такие маленькие, что так сразу и не разглядишь.

И вот его губы находят и накрывают мои. Они теплые и просто бессовестно-мягкие. Меня охватывают чувства, не имеющие ничего общего ни с облегчением, ни с яростью. Я просто желаю его. Его силу, его честь, его треклятую беззаботность. Я хочу прикоснуться и испить это все, как медовое вино из бокала…

Не в силах противиться, я закрываю глаза, и тянусь к нему, и позволяю себе вообразить, будто между нами все же что-то возможно.

Хотя это не так, ибо между нами еще слишком много секретов.

Очень медленно и с ужасным сожалением я отстраняюсь. Чудище открывает глаза. Какой же теплый у него взгляд.