Вспоминал он опять Татикия, разговор с ним в Эстергоме, слова о союзниках. Только где их теперь сыскать?

Халдей явился, как лучик солнечный в царстве тьмы. Послание двухродного брата обрадовало Володаря. Коломан писал, что вельми благодарен ему за предупреждение, что Ензема и Акочая король Ласло с Божьей помощью победил, и обоих ханов на арканах притащили к нему в полон. Ензема король оставил у себя, а Акочая отдал ему, Коломану. Пока он не знает, как быть с этой «дикой бешеной собакой». И вообще, поддаётся ли такая собака приручению. Может, лучше сразу от неё избавиться?

В конце письма Коломан прозрачно намекал: пора тебе, дорогой братец, обзаводиться княгиней и семьёй. И добавлял: есть в стране мадьяр добрые невесты.

«Сговорился он с матерью моей, что ли? — с усмешкой думал Володарь, сворачивая пергаментный свиток. — Но может, они правы оба?»

Он гнал прочь подобные мысли. Просто не время было о том думать.

Князь выслушал подробный рассказ Халдея, похвалил хазарина за добро исполненное поручение, велел послать за Васильком в Теребовлю — хотел вместе с братом решить, чем ответить алчным грабителям-ляхам.

...Василько, как всегда, скорый на руку, прискакал к нему тотчас. На ходу он сорвал с плеч и бросил челядину алый шёлковый плащ-корзно с застёжкой-фибулой у плеча, стянул с плеч лёгкую кольчугу, пригладил буйно вьющиеся волосы на голове, вытер с чела пот. Расцеловал в щёки вышедшую навстречу мать, ласково потрепал по плечу племянницу, обнял брата и не мешкая разместился вместе с ним в горнице.

— Есть у меня задумка одна! — объявил он Володарю.

— Говори, братец. Жажду совета от тебя услышать. Грабят опять ляхи сёла наши, ну и мы их в ответ. Но сколь же можно? Из лета в лето одно и то же! — Володарь в сердцах махнул рукой.

— Я, брат, тако мыслю. Ныне половцы в Поднепровье объявились, разор чинят. Что, ежели... послать к ханам али самому мне к ним езжать. Уговорю оставить земли днепровские да на ляхов идти. Не откажутся, чай. Им ить всё едино, кого грабить.

— А что, неплохая у тебя мыслишка. — Володарь задумчиво кивнул головой. — Одно только меня смущает. Как бы эти твои половцы вместе с ляхами и нас не пограбили.

— Дак я сам их поведу! — заявил Василько. — Чрез степь, не чрез наши земли. Выйдем к Перемышлю, оттудова до ляхов рукой подать!

После недолгих размышлений Володарь принял предложение брата и выделил ему в помощь Халдея.

— Только ты, если что, на него особо не серчай, не кипятись, — советовал он Васильку, как быть с Халдеем. — Терпи, если что не по нраву тебе он скажет. Пойми, этот хазарин нам с тобой ещё много добра сделает. Да, лукав он, но простец какой в столь важном деле нам не подмога. А Халдей не раз с погаными переговоры вёл, знает их обычаи, подскажет, когда что сделать и что сказать.

...Василько спешно собрался в путь. Вскоре лишь пыль от резво скачущих коней клубилась над петляющим меж увалами шляхом.

...Долго ли, коротко ли, а достигли Василько с Халдеем стана половецкого на берегах многоструйной Сулы. Лениво журчала река, медленно, степенно несла она воды к Днепру, готовясь влиться в него всем своим раздольным широким устьем. Река — богатырь степной, река — рубеж, река — кон-граница. Чиста сульская вода и холодна — аж зубы ломит. После часов одуряющего зноя столь приятно было зачерпнуть ладонью эту водицу и омыть потное, разгорячённое лицо. Но некогда было задерживаться на речном берегу. Громким окликом Василько поторопил своих немногочисленных спутников. Поскакал вперёд отряд дружины, и возник наконец, прорвав дымку горячей и белой, как мука, пыли, перед глазами их обведённый невысоким земляным валом половецкий стан.

Вскоре уже принимал неожиданных гостей у себя хан Бельдюз.

Высокий и полный, со светлыми волосами, зеленоглазый, он не был похож на большинство половцев, хотя многие в его орде были такими же светлыми.

— Это хан шаро-кипчаков, или белых куманов, — шепнул на ухо Васильку Халдей.

Молча, не проронив ни слова, выслушал Бельдюз предложение Ростиславича. Знающий язык половцев Халдей бойко перевёл слова молодого князя.

— Я должен подумать, — ответил наконец хан, оторвавшись от чаши с синеватым охлаждённым в земле кумысом. — Будьте моими гостями. Ты — каназ, ты — боярин, и ваши батыры. И не бойтесь. Для нас, кипчаков, особа гостя неприкосновенна.

Хан одарил Василька с Халдеем белоснежной улыбкой.

...Хоть и говорил Бельдюз, что ничего не угрожает руссам в половецком становище, но Василько выставил вокруг своих шатров сооруженных копьями ратников и сам до утра не сомкнул очей. Тревожно было у добра молодца на душе. А как не согласятся половцы, не захотят воевать ляхов?! Ещё чего доброго, учинят нападение. Не нынче, дак на возвратном пути. Что им?! Ветер в поле, трава — полынь! Ищи потом, собирай косточки!

Видно, волновался и Халдей. Он тоже не спал, всё ходил вокруг костров, вглядывался в непроницаемую ночную тьму, говорил шёпотом, убеждал Василька:

— Не нападут! Не должны напасть, архонт. Правил гостеприимства они крепко держатся. Думаю, клюнут, как рыба на удочку! Пойдут за тобой, архонт! Что им Русь? Там сейчас бескормица, неурожай, много не возьмёшь. Верная твоя мысль, архонт! Всё случится, как ты придумал! А придумал ты очень мудро: одних врагов столкнуть с другими!

Шёпоток Халдея вдругорядь раздражал бы и злил Василька, но сейчас он был благодарен хазарину за поддержку, слова его вселяли в душу младшего Ростиславича уверенность. Кажется, он воистину был прав.

Утром хан снова позвал их к себе в шатёр. Солтаны, беки, беи восседали полукругом на кошмах, поджав под себя ноги. Бельдюз торжественно поднял десницу и промолвил:

— Каназ Василь! Мы думали над твоими словами всю ночь! И даём тебе ответ: мы согласны! Веди нас на твоих врагов, на злых и ничтожных ляхов! Мы превратим их дома в пепел, а гордых магнатов — в жалких пленников!