– Ты уверен? – спокойно спросил генерал.

– Нет, не уверен, – раздраженно отозвался Лев. – Я буду уверен, когда мне предъявят тело.

– Тогда просто продолжай работать, – так же спокойно сказал Орлов. – Ничего не изменилось. Думай, думай. Это часть твоей работы. А вот в перечне твоих служебных обязанностей нет такой строки – отчаяние, растерянность. И еще. Я давно, тысячу лет уже знаю Льва Гурова. Я узнал его, когда он был молодым и непреклонным капитаном милиции. Он всегда был уверенным, даже несколько самоуверенным. И ничего с тех пор не изменилось. Только Лев Гуров немного повзрослел и стал полковником. Вот и вся разница. Что-то еще изменилось?

Гуров посмотрел на старого друга, на улыбающегося и страшно осунувшегося Крячко, потом тоже улыбнулся и произнес:

– Спасибо, ребята. Это хорошо, когда рядом есть друзья. Старые, надежные друзья. Тогда и отчаяние, и растерянность покидают тебя быстро. Ладно, я снова пересмотрю свою позицию и подумаю, что можно сделать еще, что и где мы упустили.

– Да нигде мы не упустили, – вздохнул Стас. – Маховик оперативного розыска раскручен до конца. Идет время сбора информации, она валит валом сейчас, и это неизбежно. Но скоро количество перерастет в качество, и тогда…

У Гурова зазвонил мобильный телефон, и Крячко мгновенно замолчал, глядя на него. Орлов тоже стал смотреть на телефон, который Гуров поднес к уху.

– Слушаю!

– Лев Иванович, это Бурмистров! Простите, что звоню с постороннего телефона, просто времени нет, а мой сел. Хотел вам срочно сообщить. Мы нашли ее.

– Кого? – напряженным голосом спросил Лев и, прикрыв трубку рукой, шепнул: – Майор Бурмистров из МУРа.

– Женщину. Гинеколога на пенсии. Она месяц назад оказывала в домашних условиях помощь девушке, которую изнасиловали трое парней. Она живет в двух кварталах от клуба «Нирвана», а девушка – подруга ее внучки. Пожалела девчонку и не стала никуда сообщать, сама помогла.

Гуров опустил руку с телефоном и устало посмотрел на старых друзей:

– Они нашли врача, который оказывал помощь изнасилованной девушке.

– Ну, вот и переросло в качество, – торжествующе развел руками Крячко.

– Подожди радоваться, – возразил Лев. – Может быть, это совпадение, ошибка.

Но это не было совпадением. Шестидесятипятилетняя врач хорошо помнила и дату, и время, когда внучка привела к ней свою подругу Варю. Женщина сомневалась, пыталась уговорить девушку отправиться в травмпункт или в женскую консультацию, но Варя вела себя так, что врач даже испугалась. Девушку трясло, но не от страха, а от злости, от ненависти к насильникам. Она сразу заявила, что если Алла Валерьевна не поможет ей, не осмотрит ее, то она покончит с собой, потому что жить с таким позором и, тем более, забеременеть от подонков не хочет. И врач сдалась.

Гуров сидел в гостиной у Аллы Валерьевны Петровской и слушал ее рассказ. Седые волосы старого врача были аккуратно зачесаны и свернуты в тугой узел на затылке. Женщина была удивительно опрятная, собранная, сосредоточенная. Видимо, долгие годы работы хирургом наложили этот неизгладимый отпечаток на человека.

– Я не могла поступить иначе, – говорила Петровская. – Поймите вы это! И тут даже дело не в медицинской этике и не во врачебной тайне. Я обязана была оказать ей помощь, и я обязана была сообщить по закону о совершенном преступлении. Но девочка грозилась покончить с собой. Я не могла рисковать. Я собиралась разговаривать с ней еще и еще, продолжая наблюдать и лечить, и была уверена, что она согласится сообщить в полицию. Всего месяц прошел. Может, мне и удалось бы.

– Алла Валерьевна, – улыбнулся Гуров. – Я пришел не винить вас, не угрожать вам преследованием по закону. Если честно, то я пришел вас поблагодарить, что вы помогли этой девочке. И сейчас вы своего обещания не нарушили. Мы сами узнали о преступлении, сами пришли к вам. А еще я хочу вам сказать, что за этим изнасилованием стоит еще более страшное преступление. И не одно. Так что давайте работать вместе.

– Во что же вляпалась эта девочка! – с горечью в голосе покачала головой Петровская.

– Об этом потом, а сейчас вернемся к изнасилованию. Вы уверены, что данный факт имел место? Я имею в виду, Варю точно изнасиловали, или она пришла к вам, чтобы замаскировать свой добровольный секс с парнем?

– Точно, – вздохнула врач. – Я достаточно насмотрелась на результаты таких действий мужчин. У девочки были разрывы, повреждения слизистой оболочки. Ей было больно, очень больно. В любом случае она прервала бы половой контакт с партнером из-за этой боли, если бы все происходило по обоюдному согласию. Нет, Лев Иванович, ее насиловали. И потом, я заметила на ее запястьях синяки от пальцев, ее держали за руки. И на коленях, и в районе лодыжек. Это все характерные признаки.

– А что она вам рассказывала? Ведь вы ее расспрашивали?

– Конечно, я пыталась расспрашивать, даже несколько раз начинала разговор о том, что нужно обратиться в полицию, пока видны доказательства. Но она отказывалась. Единственное, что она рассказала, что это происходило в парке ночью и что их было трое.

– Значит, вы говорите, что Варя выглядела злой, а не убитой горем? – задумчиво проговорил Лев.

– Да. Я думаю, она бы прибила любого из них, если бы в тот момент увидела.

Плохо, подумал Гуров. Очень плохо, что у врача сложилось такое впечатление. Это же, вполне вероятно, может означать, что сама пострадавшая и наняла киллера для мести. Тогда она из жертвы попадает в разряд преступников, и никакое изнасилование ее не оправдает. Нет, разумеется, суд примет в расчет состояние аффекта. Она может ограничиться условным сроком, если только нанятый ею парень никого не убьет. А если он успеет убить? А если Луговой уже мертв? Плохо, ох как плохо!

– Скажите, а Варя было девственницей до изнасилования?

– Нет, она уже жила половой жизнью. Я спросила ее, но это и так было понятно.

– А каково сейчас ее состояние? Я имею в виду не только физическое, но и моральное? Как вы полагаете, Алла Валерьевна?

– Девочка немного успокоилась, конечно, – ответила гинеколог. – У нее еще и характер сильный. Волевая натура. Я думаю, что Варя переживет эту беду, ее не будут преследовать комплексы всю оставшуюся жизнь. Ведь знаете, как иногда бывает в таких случаях. Женщина после изнасилования всю жизнь не может избавиться от брезгливости, страха, неприятия полового акта даже с любимым мужчиной. Ступор, рефлекс. А физическое состояние удовлетворительное. Воспаления нет, слизистая оболочка заживляет раны быстро. Все будет хорошо.

– Ну, и замечательно. – Гуров поднялся на ноги. – Вы понимаете, Алла Валерьевна, что нам придется побеседовать с пострадавшей, нам нужно точно установить насильников, хотя мы и так знаем, кто они. Просто нужна формальность в виде официальной процедуры опознания.

– Да, я понимаю. – Женщина нахмурилась и опустила голову. – Я обещала Варе не заявлять в полицию, но думаю, что она поймет меня. Вы ведь сами пришли, вы сами раскрыли это преступление, а не по моему сигналу. Так что я практически не нарушила своего слова. Хотелось бы, чтобы и девочка так думала. Хотелось бы ее щадить, ведь у нее вся жизнь впереди. Пусть она поменьше сталкивается с непорядочностью, злом и горечью. Пусть верит в людей и добро.