Какая-то птица дико захохотала, обезьяна, хихикая, задала ехидный вопрос, и, как пламя, невидимое под ярким солнцем, слова Хьюита затрепетали и потухли.

По мере того как река сужалась, высокие песчаные берега превратились в плоскую равнину, густо поросшую деревьями, и стали слышны голоса леса. Было гулко, как в зале. Внезапные крики сменялись долгими промежутками тишины, как в соборе, когда голос мальчика затихает, а эхо, кажется, еще бродит где-то под самой крышей. В какой-то момент мистер Флашинг встал, переговорил с матросом и даже объявил, что после обеда пароход сделает остановку и все смогут немного прогуляться по лесу.

— Среди деревьев множество тропинок, — объяснил он. — Мы еще не сильно удалились от цивилизации.

Он внимательно разглядывал творение своей жены. Слишком тактичный, чтобы открыто хвалить его, одной рукой он заслонил полкартины, а другой произвел в воздухе одобрительный жест.

— Боже! — воскликнул Хёрст, глядя вперед. — Удивительная красота, не правда ли?

— Красота? — удивилась Хелен. Это слово казалось таким ничтожным, и они с Хёрстом — такими маленькими, что она забыла ответить ему.

Хьюит почувствовал, что ему пора что-то сказать.

— Вот откуда елизаветинцы взяли свой стиль, — заметил он, смотря на изобилие листьев, цветов и крупных плодов.

— Шекспир? Ненавижу Шекспира! — воскликнула миссис Флашинг, на что Уилфред отозвался с восхищением:

— Кажется, ты единственная осмеливаешься сказать это, Элис.

Но миссис Флашинг продолжала писать. Она, по-видимому, не придала большого значения комплименту мужа, и писала не отрываясь, порой постанывая, а иногда бормоча что-то нечленораздельное.

Стало очень жарко.

— Посмотрите на Хёрста! — прошептал мистер Флашинг. Листок бумаги слетел на палубу, а Сент-Джон, с откинутой назад головой, похрапывал, глубоко дыша.

Теренс подобрал листок и расправил его перед Рэчел. Это было продолжение поэмы о Боге, начатой в часовне, и она была так непристойна, что Рэчел не поняла и половины, хотя то, что она непристойна, до нее дошло. Хьюит начал вписывать слова там, где Хёрст оставил пропуски, но вскоре бросил; его карандаш покатился по палубе. Судно постепенно приближалось к правому берегу, свет стал совсем зеленым, потому что проникал сквозь завесу листьев, миссис Флашинг отодвинула свой этюд и молча воззрилась вперед. Хёрст проснулся. Всех позвали обедать, и, пока они ели, пароход остановился невдалеке от берега. Лодку, которую пароходик тащил за собой на буксире, подвели к борту, и дамам помогли сойти в нее.

В качестве средства от скуки Хелен взяла книгу мемуаров, которую держала под мышкой, а миссис Флашинг — свой ящик с красками; таким образом снаряженные, они позволили высадить себя на берег у края леса.

Не пройдя и сотни ярдов по тропе, тянувшейся параллельно реке, Хелен заявила, что жара невыносима. Ветерка, который дул на реке, здесь не было, а лес источал горячий и влажный воздух, пропитанный пряными ароматами.

— Я сяду здесь, — постановила она, указывая на ствол дерева, которое упало когда-то давным-давно и теперь было сплошь увито ползучими растениями и плетями ежевики. Она уселась, раскрыла зонтик и посмотрела на реку, видневшуюся между деревьями. За ее спиной сгущалась черная тень леса.

— Согласна с вами, — сказала миссис Флашинг и начала раскладывать художнические принадлежности. Ее муж бродил вокруг, отыскивая для нее интересную точку обзора. Хёрст расчистил на земле место рядом с Хелен и уселся весьма основательно, как будто не собирался никуда уходить, пока не наговорится с ней вволю. Теренс и Рэчел стояли сами по себе без каких-либо занятий. Теренс понял, что настал момент, которому было суждено настать рано или поздно, и, несмотря на это, он был совершенно спокоен и полностью владел собой. Он решил не спешить и немного поговорить с Хелен — начал убеждать ее, чтобы она оставила свой трон. Рэчел поддержала его и посоветовала ей пойти с ними.

— Из всех, кого я знаю, — сказала она, — ты наименее склонна к приключениям. Сидеть ты сможешь и на зеленых стульях в Гайд-парке. Ты что, собираешься весь день так провести? Даже не погуляешь?

— Нет, — ответила Хелен. — Достаточно просто раскрыть глаза. Здесь всё есть — всё, — повторила она сонным голосом. — Что вы выиграете своей ходьбой?

— К чаю вы будете измучены жарой и брюзгливы, а мы — свежи и любезны, — вставил Хёрст. В его глазах, смотревших на них снизу вверх, желтыми и зелеными бликами отражались небо и ветви, придавая им отсутствующее выражение, как будто он думал не то, что говорил. Таким образом, то, что Теренс и Рэчел отправляются в лес вдвоем, выглядело совершенно естественно; переглянувшись, они ушли.

— До свидания! — прокричала Рэчел.

— До свидания. Берегитесь змей, — ответил Хёрст. Он устроился поудобнее под тенью от упавшего дерева и фигуры Хелен. Мистер Флашинг крикнул вдогонку ушедшим:

— Мы отплываем через час. Хьюит, пожалуйста, помните об этом. Через час.

Широкая тропа, то ли проложенная человеком, то ли созданная природой, углублялась в лес, отходя от реки под прямым углом. Она напоминала просеку в английском лесу, если не считать тропических кустов с саблевидными листьями, росших по бокам, и того, что почва была покрыта не травой, а упругим мхом, который был испещрен мелкими звездочками желтых цветов. Чем глубже в лес, тем сумрачнее становился свет, тем больше привычные звуки уступали место скрипам и вздохам, которые создают у бредущего по лесу впечатление, будто он идет по морскому дну. Тропа сузилась и повернула; по сторонам она была ограничена плотными завесами лиан, которые связывали дерево с деревом и во многих местах были украшены темно-красными звездчатыми цветами. Доносившиеся сверху вздохи и скрипы то и дело перебивал резкий крик какого-то испуганного животного. Было душно, лишь вялые ароматные дуновения слегка колыхали воздух. Ровное зеленое сияние здесь и там нарушали желтые круги чистого солнечного света, который проникал сквозь разрывы в огромном лиственном куполе, и в этих желтых пространствах кружили бордовые и черные бабочки. Теренс и Рэчел почти не говорили.

Их подавляла не только тишина, они не могли сформулировать ни одной мысли. Между ними происходило нечто, о чем следовало поговорить. Кто-то должен был начать, но кто? Хьюит подобрал красный плод и изо всей силы подбросил его вверх. Когда плод упадет, он заговорит. Они услышали хлопанье больших крыльев, а затем — как плод зашлепал по листьям и, наконец, упал с глухим ударом. Опять воцарилась полная тишина.

— Вам не страшно? — спросил Теренс, когда звук от падающего плода окончательно затих.

— Нет, — ответила Рэчел. — Мне хорошо. — И она повторила: — Мне хорошо. — Она шла быстро и держалась прямее, чем обычно.

— Вам хорошо со мной? — спросил Теренс.

— Да, с вами, — ответила она.

Он помолчал. Казалось, тишина охватила весь мир.

— Я это чувствую все время, что знаю вас, — сказал Теренс. — Нам хорошо вместе. — Он как будто не говорил, а она как будто не слушала.