– Чего тебе надо, а? ― привстав в стременах, повторил Саф, стараясь казаться спокойным и раскованным. Тщетно ― голос и дрожащие колени свидетельствовали против него, превращая всю его игру в дешевую буффонаду.

Лагха скрестил руки на груди. Окинул Сафа с головы до ног холодным, властным взглядом и спросил:

– С каких это пор ты, Саф, приветствуешь гнорра Свода Равновесия, сидя в седле?

Наконец Лагха изволил отверзть свои уста!

Все, кто был в тот день на Перевернутой Лилии, стали свидетелями этой исторической сцены. Но как любили отмечать впоследствии писаки, творящие историю при помощи перьев и пшеничного пурпура, никто не понимал, почему все происходило так, а не иначе.

«Мышь и змея, ну точно тебе говорю!» ― ударил в ладонь кулаком Альсим, когда Саф на глазах у своего гарнизона спешился и… подойдя к гнорру, поцеловал его руку. ― Мышь целует змеиный хвост. Змея одобрительно скалится.

«Ну, Хуммер его раздери… ну мощный мужик этот хренов гнорр», ― восхищенно и немного испуганно прошептал один лучник на ухо другому. Прильнув к бойнице, они в полной растерянности наблюдали за тем, как Саф, только что велевший им приготовиться к бою не на жизнь, а на смерть, снимает свой шлем и бросает его под ноги жеребцу.

– Я рад, что благоразумие и здравый смысл по-прежнему главные среди твоих добродетелей, Саф, ― сурово, но с одобрением сказал Лагха Коалара, проходя через ворота крепости первым.

– …не моя вина, милостивый гиазир гнорр, я лишь выполняю ваш собственный приказ не пускать никого без письменного разрешения гнорра… ― Саф плескался в чане собственного косноязычия, словно лягушка в крынке с молоком. Но не взбить ей сливок для себя. Лишь для Лагхи Коалары.

– А я тебе уже не гнорр, да? И не могу, стало быть, выписать самому себе письменное разрешение. Какая жалость! Скажи мне, Саф, как имя того нечестивца, что посмел без закона назвать себя новым гнорром при новом Сиятельном князе Хорте оке Тамае? ― как ни в чем не бывало поинтересовался гнорр, когда солдаты гарнизона сложили перед ним оружие.

– Я всего лишь старый служака, я ж не ваш, мне не докладывали, милостивый гиазир… Мне только сказали, то есть написали, что новый… А кто новый? Имени не говорили!

– Так вот запомни, Саф. Нет никакого нового гнорра и нет никакого старого гнорра. Гнорр ― это я, и больше никто. Понял?

– Понял! Очень хорошо понял, ― частил Саф, обильно сдабривая речь улыбками и улыбочками.

– Очень хорошо понял ― это очень хорошо. А тот мудак, ― в нужное время и в нужном месте гнорр умел назвать вещи своими именами; среди солдатни пополз одобрительный шепоток, ― который сидит сейчас в моем кабинете, будет убит на виду у всего Пиннарина.

Сзади какой-то солдат вел под уздцы жеребца Са-фа. Кое-кто из лучников начал орать приветствия гнорру на воинский манер. Саф отирал лысину платком. Обслуга зачехляла стрелометы. Панцирная пехота прятала мечи в ножны. Лагха шел вперед мимо казарм ― бледный, как смерть, и несгибаемый, словно обветренная прибрежная сосна. Голова его кружилась, и потому он шел медленно, вымеряя каждый шаг.

– Ладно, Саф, ― с тяжелым вздохом сказал Лагха, откидывая мокрые от пота прядисо лба. ― Распорядись о квартирах для меня, моих людей и «лососей»! Немедленно!

Змея, надавав мыши оплеух, послала ее за бражкой, отложив ужин на неопределенное время.

Хорт оке Тамай, новый Сиятельный князь Варана, был слишком вызывающей и скандальной персоной, чтобы не обратить на себя внимания Свода Равновесия.

Во-первых, Хорт оке Тамай, подобно своему знаменитому предку Гаассе, долгое время занимал должность Первого кормчего княжества. Причем, судя по тому, как возросла при нем мощь варанского флота, Хорт был далеко не худшим куратором для этого превыше всех почитаемого в Варане рода войск. И даже после того, как Хорт оке Тамай ударился в любострастие и книгочейство, отошел от дел и завел на своей вилле «Дикая Утка» роскошь, от которой стошнило бы и тернаунского наместника Радагарны, даже после этого Хорт сохранил очень высокий авторитет в армии и продолжал навещать все смотры, парады и маневры на правах почетного гостя.

Во-вторых, сестра Хорта была супругой Сиятельного князя, и, таким образом, он входил в Ныне Здравствующий Дом на правах не только верного слуги престола, но и вполне родственной души.

В-третьих, Хорт оке Тамай в определенный момент ― этак, по представлениям Лагхи, лет восемь назад ― испил из живительного источника нечистых писаний. Дело в том, что Хорт оке Тамай обладал очень странными, хотя и сравнительно безобидными способностями. Так, например, он превосходно играл в лам.

«Превосходно играть в лам» ― это все равно что повелевать рыбами или назначать обугленным костям из погребальной урны собираться по контурам скелета покойного. Лам ― это бассейн или (для «малого лама») трехведерный резервуар, дно которого размечено полями с изображениями животных и цветов. Каждое из них имеет свое значение. Есть и разные фигуры ― широкие и плоские, чуть поменьше Внешних Секир офицеров Свода. В бассейн наливают воду, игроки покупают в общем банке столько фигур, на сколько хватает денег и наглости, ― и начинается игра. Игроки по очереди вбрасывают с двух шагов фигуры на поверхность воды в резервуаре. Фигуры тонут, закладывая замысловатые и толком непредсказуемые пируэты, подобно сухим листам в осеннем воздухе, и со временем достигают дна бассейна. Потом по правилам, сложность которых зависит только от изощренности, жестокости и азарта игроков, рассчитываются выигрыши, проигрыши и взаимные долги.

Откровенно говоря, лам ― это не более чем изысканный и чуть усложненный вариант игры в кости, потому что любому школяру ясно: никому не по силам сделать так, чтобы фигура упала именно туда, куда хотелось бы ее хозяину ― на «южного краба» или там «шипастого окуня», а еще лучше ― четыре подряд фигуры в башню на «повелителе глубин»! Есть, конечно, сотни трактатов наподобие «Об истинных и ложных путях вбрасывания фигур лама», «Золотая Рука», «Порицание дурного игрока» и так далее. Но в действительности лам ― это всего лишь танцы Гулкой Пустоты.

Так вот. Хорт оке Тамай последние несколько лет играл в лам пре-вос-ход-но. Он мог семь раз подряд вбросить «длань» в «южного краба», а на «повелителе глубин» однажды воздвиг башню из пяти (пяти, милостивые гиазиры!) «цветов дурмана». Конечно, изредка Хорт проигрывал. Чтобы поддержать легенду, чтобы показать, что с ним можно и нужно играть, что у него можно выиграть и тем самым разжиться кое-какими деньгами, а главное, обзавестись славой победителя самого Хорта оке Тамая, прозванного в придворных кругах Золотой Рукой.

Да, любой аррум в Своде Равновесия понимал, что человек, умеющий такое, обязательно может и кое-что похлеще. С другой стороны, любой эрм-саванн не сомневался ни мгновения в том, что даже сравнительно безобидного искусства беспроигрышной игры в лам было бы достаточно, чтобы приговорить Хорта оке Тамая к смерти. Но! Хорт оке Тамай был братом Сиятельной, и это делало его совершенно неуязвимым даже для Свода. В конце концов. Свод в лице гнорра всегда относился к Хорту достаточно спокойно. По приказанию Лагхи Хорта и его усадьбу все время держали под присмотром, но никаких действий против него не начинали.