Двое его спутников уже были разбужены и теперь вполголоса спорили, долженствует ли сопровождающим лицам варанского посла находиться при оружии или нет. Один, помоложе, уверял, что да, ибо все чиновники Иноземного Дома имеют право на ношение оружия как в Варане, так и в любой державе Сармонта-зары. Другой, постарше, потирая длинный шрам на щеке (результат опрометчивых скачек вслед за убегающим любовником жены через полудикие сады Урта-ларгиса), резонно возражал, что, дескать, нет, ибо их посольство ― случай совершенно особый, и находиться при оружии пред лицом мятежного гнорра ― непростительное оскорбление. Молодой шепотом заметил, что сам посол, то есть Лорм оке Цамма, пока что препоясан и мечом, и кинжалом, и им, следовательно, даже спорить не о чем.

Лорм оке Цамма давно уже хотел снять оружейную перевязь, обернуться и рявкнуть, чтобы они немедленно заткнулись и сдали свои мечи капитану «Повелителя Чаек». Но тягостная истома склоняла его к полному бездействию.

Их встречали. В крохотной гавани четыре могучих «Голубых Лосося» под колокольный перезвон с характерным стрекотом взводили стрелометы. На берегу ― плотный строй гарнизонных крыс Сафа. Интересно, его гнорр четвертовал сразу или отложил это увеселение до лучших времен? Из-за крепостных башен выглянуло солнце. Лорм вздрогнул.

В этот момент молодой офицер-кавалерист в сердцах рявкнул: «Шилол с вами! Пусть это…»

За спиной Лорма раздался недобрый хрип. Оцепенение молниеносно сошло с военного начальника Ур-таларгиса, сменившись совершенно паническим испугом. Он обернулся. Кавалерист стоял в глупой театральной позе, отведя обнаженный клинок словно бы для удара. В его груди, пройдя между пластинами наборного панциря, торчала стрела. Потом он качнулся, солнце еще раз блеснуло в его клинке, и он упал навзничь. На одном из «Голубых Лососей» взвыла сигнальная труба, и по беззащитному «Повелителю Чаек» ударили тяжелые стрелометы.

Саф пожал плечами. «Если хоть один меч блеснет на палубе барки… топите мерзавцев, не задумываясь». А над чем тут задумываться?

С одежд посла все еще капала вода. Но это не помешало ему начать беседу с Лагхой с протеста по поводу утопления барки.

– Это совершенно неважно, ― Лагха Коалара хрустнул пальцами, скроив брезгливую и вместе с тем глубоко безразличную мину. ― Если бы ваш новый князь действительно хотел мира и моего благоденствия, он бы выслал нам навстречу в Пиннарине не двадцать четыре боевых корабля, а такую вот точно барку, какую мои исполнительные подчиненные пустили на дно. И правильно сделали, между прочим!

Лагхе Коаларе было все равно. С тем же успехом он мог извиниться за ошибку. Главное он понял сразу, когда только вестовой доложил ему о приближении посольства, ― Овель исс Тамай не найдена. Иначе вместо одного «Повелителя Чаек» к Перевернутой Лилии была бы выслана половина Флота Открытого Моря. Овель по-прежнему была там, где он оставил ее, отплывая на Цинор по приказанию тогда еще живого Сиятельного князя.

– Милостивый гиазир, ― в словах Лорма прозвучал совершенно неожиданный для него самого вызов. ― С точки зрения князя и истины, вы ― мятежник, и это оправдывает любые ваши действия. Вы вольны убивать послов, вы вольны творить любые бесчинства, вы вольны рано или поздно сделать свое тело достоянием Жерла Серебряной Чистоты. Поэтому будем считать, что вы действительно все сделали правильно. Но, милостивый гиазир, я послан сюда отнюдь не за этим.

В продолжение всей безумной по своей наглости речи Лорма в Лагхе Коаларе боролись два совершенно противоположных чувства. Первое ― немедленно заколоть мерзавца и второе ― назначить храбреца на должность личного секретаря. Уж больно хорошо был подвешен язык у военного начальника Урталаргиса. Так или иначе, Лагха до времени молчал, предоставив Лорму, щеки которого стремительно покрывались лихорадочным румянцем приговоренного к смерти, заливаться всласть.

– Я располагаю личными указаниями Сиятельного князя Хорта оке Тамая. В соответствии с этими указаниями я должен обсудить с вами вопрос относительно некоего предмета, о местоположении которого вы, с точки зрения Сиятельного князя, превосходно осведомлены. Сиятельный князь полагает, что, выдав ему вышеоговоренный предмет, вы могли бы…

В этот момент Лагха Коалара молниеносно принял решение, предопределившее судьбы Варана на долгие годы вперед. Лагха Коалара вообще все судьбоносные решения принимал в одно мановение и в том был подобен стихиям. В его голове, подобно вспыхнувшему во тьме огню маяка, возник и засветился негасимым светом план, осуществив который, он спасал свою жизнь и возвращал безраздельную власть над Сводом Равновесия. А при неблагоприятном ему грозило только одно ― смерть, обычная смерть, вторая смерть на его теперешней памяти и пятая по непостижимым уразумениям Хуммера.

И тогда Лагха Коалара расхохотался ― неподдельно, искренне и очень громко.

– «Предмет»? «Предмет»?! И каковы же сущностные свойства этого «предмета»?

Лорм оке Цамма обиженно поджал губы.

– Милостивый гиазир, я ― лишь «говорящая раковина». Предписания Сиятельного князя Хорта оке Та-мая не называют ни имени, ни свойств этого предмета. Следовательно, Сиятельный князь с одной стороны полагает, что мне не должно знать о нем ничего, а с другой ― что вы прекрасно поймете его намеки.

– Согласись, Лорм, что наш новый Сиятельный князь ― отъявленный скромник, да? ― подмигнул ему Лагха, продолжая давиться смехом. ― Так знай же, Лорм оке Цамма, что имя этому предмету ― Овель исс Тамай, а сущностные свойства его ― деланая скромность, необузданная похоть и небесная красота.

И, не давая потрясенному Лорму (который был глубоко уверен, что речь идет о каком-то колдовском мече или древнем свитке с рецептом сожжения глади вод и тверди небес) опомниться, опальный гнорр продолжал:

– Знай, Лорм оке Цамма, что Овель исс Тамай была похищена мною лишь потому, что подвернулся очень редкий и удобный случай, который выпадает раз в десятилетие. Преданные мне люди содержат ее в Пинна-рине, в тайнике. Она цела и невредима, и эти слова вошли бы в уши Хорта оке Тамая сладчайшим медом. Но знай также, Лорм оке Цамма, что цена, которую я востребую с Сиятельного князя за ее шелковую кожу, будет очень и очень высока. Первое ― голова гнорра-самозванца. Второе ― полное восстановление моей должности и моих привилегий. И третье ― рука и сердце Овель исс Тамай. В обмен за это Сиятельный князь получит: первое ― преданного слугу князя и истины в моем лице на вечные времена; второе ― мое согласие на его княжеский титул или, иными словами, полное одобрение того гнусного преступления над династией Саггоров, которое свершилось на днях по его воле; и третье ― тело прекрасной Овель исс Тамай.

Лорм оке Цамма не был профессиональным слово-плетом из Иноземного Дома, но страшные и захватывающие события, которые творились в Варане, обострили все его природные добродетели. Покрасневший было до корней волос вместе с началом тирады Лагхи, Лорм довольно быстро успокоился, оценил ситуацию и пришел в ровное расположение духа. Пауза, повисшая после слов гнорра, была недолгой.