Таким был Хорт оке Тамай. У него было много человеческих слабостей, но слабость сущностная была только одна. Овель исс Тамай ― его ослепительно красивая племянница, бежавшая две недели назад из «Дикой Утки», перехваченная посреди ночи каким-то за-нюханным рах-саванном Опоры Вещей с южным именем Эгин и похищенная неизвестно кем из его дома на следующее утро. Неизвестно кем?

В тот день, когда четыре корабля «Голубого Лосося» отвернули от Пиннарина на восток и тем совершили государственную измену, Лагха Коалара не мог знать, что растянутые полумесяцем корабли под штандартами Хорта оке Тамая имели строжайший приказ не применять силу первыми. Более того, им вменялось всеми средствами избегать вооруженного столкновения даже в том случае, если «Голубые Лососи» разрядят свои стрелометы в родовой герб Тамаев. Высланные Хортом корабли должны были всего лишь выступить в качестве вооруженных парламентеров и сопроводить «Голубых Лососей» в пиннаринский порт.

В порту с Лагхой намеревался встретиться Хорт оке Тамай лично на предмет выяснения простого, но весьма животрепещущего вопроса: «Где моя возлюбленная племянница, Овель исс Тамай? Где, Шилол вас раздери?» Разумеется, просто так задать этот вопрос Лагхе Коаларе означало услышать презрительный смех в лицо. Но Хорту оке Тамаю обещал всестороннее содействие новый гнорр Свода Равновесия ― персона, конечно, зловещая, но полезная как раз для таких случаев. Ну а в том, что единственный человек во всем Варане, который знает всю подоплеку исчезновения Овель исс Тамай, ― это именно Лагха Коалара, Хорт был совершенно уверен.

Но Лагха оказался чересчур проницательным трусом. Лагха бежал прочь, и поговорить с ним в Пиннарине, где стояли девять десятых Флота Открытого Моря и где высился нерушимым исполином Свод Равновесия, не удалось.

И новый гнорр, и Хорт оке Тамай были уверены, что Лагха изберет местом своего добровольного изгнания именно Перевернутую Лилию. Но вот дальше начинались некоторые разночтения в понимании ситуации.

Новый гнорр знал лишь одно ― чем быстрее он убьет Лагху, тем целее будет, ибо, даже пребывая в опале, прежний гнорр был для него опаснее, чем весь наивный офицерский корпус Свода Равновесия и вообще все оболваненное варанское государство; Здесь предстояла еще большая, очень большая.работа, и Лагха, как это уже случалось некогда в темные века Круга Земель, служил для нее единственным серьезньм препятствием. В свете этого нового гнорра интересовала лишь смерть Лагхи Коалары, а инцестуальные любовные привязанности Сиятельного князя Хорта оке Тамая оставляли его совершенно равнодушным.

Хорт оке Тамай тоже хотел смерти Лагхи, но лишь после того, как он получит в руки здоровую, невредимую и склонную к бурным любовным играм Овель исс Тамай. Несмотря на заверения нового гнорра в том, что Овель будет разыскана и доставлена пред ясны очи Хорта оке Тамая в наилучшем виде, девушка как сквозь землю провалилась. Проведя два дня в томительном ожидании. Хорт оке Тамай принял решение.

В Урталаргис вместо приказа о немедленном уничтожении «Голубых Лососей» наличными средствами пошли куда более нежные распоряжения.

Во-первых, военному наместнику Урталаргиса запрещалось нападать на корабли «Голубого Лосося» впредь до особых указаний, буде таковые вообще последуют.

Во-вторых, тому же военному наместнику Урталаргиса вменялось направиться на Перевернутую Лилию лично и провести переговоры с Лагхой Коаларой, строжайше придерживаясь предписаний Сиятельного князя, которые заняли четыре «писемных» пергамента с двух сторон. Сии предписания были незамедлительно отправлены в Урталаргис посыльным альбатросом Почтового Дома и прибыли туда ровно на полдня раньше, чем корабли «Голубого Лосося» ― на Перевернутую Лилию.

Военный наместник Урталаргиса был человеком в годах. Ему исполнилось пятьдесят два, и звали его Лорм оке Цамма.

Лорм помнил окрашенную заревом пожаров ночь Черного Мятежа, помнил, как корабли «Голубого Лосося» вступали в бой с верткими посудинами смегов едва ли не на рейде Урталаргиса, помнил далекий грохот «молний Аюта» на борту «Зерцала Огня» и пронзительные очи нового гнорра, которого он видел один раз в жизни. Два года назад Лагха Коалара приезжал сюда, на восточную окраину княжества, осматривать местное скромное управление Свода Равновесия, а заодно и древние книгохранилища, где, по мнению военного наместника, не сохранилось ничего, кроме хлопьев сажи и слежавшихся пластов мышиного кала. Гнорр, надо полагать, умел сыскать выгоду и не в таком дерьме.

Лорм оке Цамма, как и большинство военных, трепетал перед Сводом Равновесия, а равно и перед Лагхой Коаларой лично. Но делать было нечего. Получив предписания нового Сиятельного князя, он взял с собой двух проверенных кавалерийских офицеров, приказал подобрать для своей ответственной миссии самый маленький корабль Флота Охраны Побережья ― плоскодонного урода со странным именем «Повелителя Чаек» ― , и поднять над ним четыре черных флага побольше, чтоб его ненароком не утопили задиристые «Голубые Лососи».

Когда все было готово, Лорм оке Цамма надел свой парадный мундир, поцеловал урну с прахом жены (которая выстаивала положенный «траурный месяц» на постаменте в прогулочной галерее его дома), бегло пробежал глазами свое завещание (он трудился над ним с того дня, когда глашатай на площади Урталарги-са возвестил о скоропостижной кончине Сиятельного князя Мидана оке Саггора) и поднялся на борт «Повелителя Чаек», пребывая в полной уверенности, что едва ли ему суждено увидеть родной дом вновь, ибо слишком жестоки и беспощадны мятежники, ведомые опальным гнорром, и слишком нелицеприятна миссия, навязанная ему новым Сиятельным князем.

– Кто? Куда? Гребная барка?! ― гнорр скривился на своего вестового, как баклан на чайку. ― Утопить! Сердце вырву!

Было шесть часов утра. Лагха Коалара, которого уже давно тошнило от кораблей, палуб, запаха просмоленных канатов и засушенных водорослей, которого вообще уже второй день нефигурально тошнило, спросонья частенько грозился вырвать сердце незадачливым слугам. Впрочем, к его чести, подобные угрозы еще никогда не приводились им в исполнение.

– Да, милостивый гиазир, ― вестовой тоже выглядел не лучшим образом (его самого только что поднял с топчана, перегораживающего вход в покои гнорра, начальник ночного дозора), ― но барка идет под черными флагами. Они явно хотят переговоров.

– Перегово-оров, ― зевнул Лагха, потягиваясь. ― Хорошо, Шилол на них на всех. Пусть Саф вышлет две сотни своего мяса для торжественной встречи, прямо к пристани. И пусть взведут свои чахлые стрелометы. «Лососей» поднять по колокольной тревоге, пусть держат ухо востро. Если хоть один меч блеснет на палубе барки или хоть один придурок натянет лук, ― топите мерзавцев, не задумываясь. Все.

Лорм оке Цамма, продрогший за ночь в единственном помещении для отдыха команды, которое было предусмотрено на проклятом «Повелителе Чаек», и напряженный от предощущения переговоров с опаснейшим мятежником за всю варанскую историю, исподлобья вглядывался в приближающиеся с каждым взмахом весел скалы Перевернутой Лилии. Больше всего на свете ему сейчас хотелось проснуться в своей кровати и услышать от слуги, что Перевернутая Лилия канула в бездну вместе с гнорром, «лососями» и проклятым Пиннарином, откуда приходят такие многословные и идиотские указания.