Ужин Иван приготовил сам – по отбивной с кровью на брата, тушеные овощи, бутерброды с сыром и красное вино. Славик разомлел, но спать пока не хотелось. Читать нечего – все книги у Ивана оказались франкоязычные, телевизора в доме он вообще не держал, хватало аж целых четырех ноутбуков, от портативного до двадцатидюймового монстра в «берлоге», заваленной книжками, распечатками и альбомами по искусству. Ничего себе, сержант Иностранного легиона!

– Давай покажу кое-что интересное, – предложил Иван. – Таких фотографий никто и никогда не видел, за исключением моих коллег по бизнесу. Погоди, найду папку с файлами. Вот оно… Протащил с собой цифровик, невозможно было упустить случай! Гляди: этот мужик в синем – король Франции Филипп IV Красивый, сразу за ним, в соболином плаще, канцлер Ногарэ… Тысяча триста шестой год, представь!

– Невероятно, – Славик коснулся монитора, будто не веря. Тотчас вспомнил Рёрика-сэконунга с дружинными и заметил для себя: еще как вероятно! – Ты там был?

– Рассказать?

– Давай!

– Не знаю, с чего начать, столько всего происходило. И еще произойдет…

– С начала начни.

– Это долго. Ночка тогда выдалась знатная, вспомнить страшно. У капитана Марсиньи случился очередной приступ хандры, дождь, холод, да еще и происшествие на улице Боннель…

Королевство Франция, Париж

Ночь с 11 на 12 октября 1307 года

Монжуа и Сен-Дени, какая безумная ночь! Только представьте: на улице медников двойное убийство, в Ситэ пьяная потасовка, мессиры ваганты веселились – не обошлось без поножовщины; на берегу Еврейского острова обнаружился мертвый новорожденный, мало того что утопленный, так перед тем еще и задушенный грязным льняным платком.

С вечера начал поступать поток жалоб – от откровенно идиотических («Жалоба Жеана из Витто, скорняка, об оскорблении его соседом Жеаном, который назвал его чесоточным и не единожды плюнул ему на башмак…») до вполне серьезных, которыми назавтра может заинтересоваться господин прево – из церкви Марии Магдалины похищена дарохранительница, с подарками храму от графа де Редэ, заезжавшего в Париж на праздник святого Ремигия. Сюда же добавим четыре кабацкие драки и две обычные, две пропавшие лошади и потерявшийся ребенок (мессира де Марсиньи давно уже начали беспокоить сообщения о похищении детей – с позапрошлой весны началось, не меньше двух-трех детишек за месяц пропадает)…

Тяжелая ночь, а Париж – тяжелый город.

Темно, хоть глаз выколи. Хорошо, городская стража ходит с факелами, запас которых можно пополнить в любой кордегардии, а так – ни огонька. Почтенные обыватели спят, плотно затворив ставни. Только по периметру Луврского замка да на некоторых отелях особо приближенных к королю дворян светятся тусклые, холерно-желтоватые огоньки фонарей или догорающие факелы. И на Старом Тампле, конечно.

Октябрь в этом году выдался холодный, с непрекращающимися дождями, постоянным ветром – в прежние лета Булонский лес, что раскидывается сразу за городской стеной, на северном берегу Сены в октябре еще желтел жухлыми листьями, а ныне деревья уже две седмицы стоят голые, что твои скелеты из оссуария монастыря Сен-Жермен.

Едва из города выедешь – грязища на дорогах непролазная, лошади в глине, бывало, по брюхо увязали. Про повозки и говорить нечего. Это на юге, в Провансе и Лангедоке, сушь да солнышко – лето словно и не кончается. А столица медленно, но верно превращается в полное подобие римской cloaca maxima: вонь, грязища, горы навоза на улицах, особенно окраинных, золотари обленились, мусор не вывозится, несмотря на строжайший приказ прево Парижа, который в свою очередь получил изрядный нагоняй от грозного Филиппа Капетинга и новоназначенного хранителя королевской печати, мессира Гийома де Ногарэ. И дождь, дождь, дождь… Кажется, пройдет еще немного времени, и город сгниет, как изъеденный язвами прокаженный.

А ведь завтра король снова останется недоволен – на 12 октября, день святого Серафима, назначены похороны Екатерины де Куртене, недавно скончавшейся супруги монаршего брата, герцога Карла Валуа. Значит, королевский двор будет выезжать из Лувра и обонять малоприятные ароматы Парижа. Однако за одну-единственную ночь ничего изменить невозможно, как нельзя изменить сам огромный Париж. Да и как это сделать?

Капитан Марсиньи поежился и сипло ругнулся под нос – с покатого, украшенного желтыми королевскими лилиями шлема стекла струйка омерзительно-холодной дождевой воды, попав за шиворот, под стеганку и кольчугу. Мокро, холодно, гадко! Будь проклят тот день, когда молодой и полный надежд Арно де Марсиньи, младший и ненаследный баронский сын из Аквитании приехал в этот жуткий город! Да, сейчас по прошествии двадцати лет беспорочной службы в судебном округе Парижа он получил высокое звание капитана, скопил достаточно денег, чтобы уйти из гвардии королевских сержантов, наконец жениться и обосноваться в каком-нибудь скромном городишке в Иль-де-Франс, существовать на причитающуюся от казны ренту, но… Тридцать семь лет и не возраст вовсе, зачем так рано хоронить самого себя и свою карьеру? Иные капитаны и до маршалов Франции дослуживались, да вот только нет для того подходящих условий – королевство не воюет, жизнь размеренна, а постоянные стычки с фландрийцами, чьи земли давно желает прибрать к рукам добрый король Филипп, происходят слишком далеко от Парижа.

Конечно, годков через десять можно получить звание прево (а то и бальи короля!), но десять лет чересчур огромный срок для того, чтобы проводить их в вонючей, обнесенной высокой темной стеной тюрьме, именуемой главным городом великого королевства Французского.

Марсиньи верно служил короне и монарху, этого не отнимешь. Но юношеский пыл, когда поимка уличного вора или громкий захват известного грабителя, со штурмом дома, мечной дракой и пожаром, казались приключениями захватывающими и достойными бедного, но гордого дворянина, давно поостыл. Капитан наизусть знал имена большинства парижских «ночных цирюльников», знал дома, где можно купить запрещенные византийские зелья или итальянские еретические книги, походя ловил поддельщиков королевских монет и хитроумных ломбардцев, промышляющих контрабандой.

Скучно. Дело давно приелось, а растаскиванием уличных драчунов пускай занимаются подчиненные мессиру капитану сержанты. Все равно, в человеческом муравейнике, называемом Парижем (или, если на благородной латыни – Лютецией), порядок не сможет навести никто и никогда. Даже шустрый и тяжелый на руку канцлер Ногарэ, упорно добивающийся того, чтобы эта пропитанная зеленоватой влагой выгребная яма стала образцом европейской столицы.

Хмуро в городе, плохо. Париж живет ожиданием, только вот на что надеется? Год был неурожайный, цены поползли вверх, итальянцы-перекупщики уже запрашивают за зерно цену, вдвойне превышающую прошлогоднюю. Вскоре следует утвержденный королем указ коадъютора Ангеррана ле Портье де Мариньи, повышающий налог на меру пшеницы – целых полтора су! Вот и думай, как прожить зиму. Ты, королевский капитан, голодным точно не останешься, а вот люди победнее… Значит, не миновать волнений в оголодавшем городе, а из этого следует одно: трудов прибавится. Так всегда было – и при Людовике Святом, и при Филиппе-Августе, и даже при Карле Великом. Однако, хвала Святому Дени, в эпоху Шарлеманя Париж не являлся столицей и не надо было печься о безопасности августейших особ.