Рубцы Кары, лучи смерти. Каждую отнятую жизнь лучкары наносят отметку на руки, начиная с надплечий. Закутанные в темные одежды, они не любят выставлять свои трофеи, но если в таверне кто-то замечает лучкара, сомкнутые на кружке пальцы которого отмечены шрамами смерти, то ужас заставляет их отвернуться. Ведь это значит, что убийца отнял души у столь многих, что зарубки смерти покрывают его тело от шеи до кончиков пальцев.

— Далеко от драконьих земель занесло змею.

Карш не испытывал симпатии ко всему племени лучкаров. На земле Мэй их терпели, как и прочих изгоев, но даже у терпения были свои границы.

— Так есть, — ощерился ящер, — а что выманить тебя из белых камней?

Карш усмехнулся:

— Явно не торговля детьми.

— Я для тебя не слишком хорош чтоб беседа быть? — зашипел ящер.

— Едь своей дорогой, путник, — голос Карша звенел металлом.

— Бездна с тобой, — плюнул ящер. — Я хоть знаю, кто мои предки, а ваща кровь, что дверь борделя: не упомнишь, кто входил и как часто.

Карш стиснул зубы, но сдержался. Затевать драку на тракте он не мог. Птерахи реют над ними и разборки с часовыми ему не нужны: слишком опасно для груза, который нужно доставить.

Сжав кулаки, он смотрел, как лучкар пустил гвара вперёд.

— Не обращай внимание на это отрепье, — с Каршем поравнялся молодой северный бист на валангу. — Все знают, что у них не только кровь холодна, но и мозги гладкие как задница элвинга, а извилина одна и та прямая: чтобы сходство было еще заметнее...

— Твоя правда, про род лучкаров много ходит слухов, — серьезно ответил Карш. — Говорят, что язык длинный и раздвоенный им был дан, чтоб самим себе зад полировать, если узурпаторского нет рядом.

Бист поднял бровь, искоса посмотрел на Карша и рассмеялся.

— Гравмол Прави из Ватару, — протянул руку северный бист. — Клыкарь.

— Вариол Карш караванщик, — ответил на рукопожатие южный бист.

— Надеюсь, про северных в ваших песках нет таких похабных шуток?

— От чего же? — пожал плечами Карш. — Про всех есть, но не все заслуживают их знать.

Карш кивнул на валангу:

— Редкий зверь, если не несёшь службу Орму.

— Так и есть, — кивнул Грав. — Но лучше переносит морскую качку.

Карш оставил расспросы, да и на одежде северного не было никаких знаков: если он и служил Цветку или Псам, но не светил этим. А может Карш просто стал подозрителен. Единственное украшение и знак Клыкаря — это серебряная голова клыкастого зверя, кажется тигролка, пришпиленная к кожаному жилету. Изумрудные глаза и тонкая резьба — работа мастера.

— Значит тоже на Лантру? — спросил Грав. — Решил сменить одну пустыню на другую?

— Что? — Карш удивленно вскинул брови. — Охрани Орт! В пираты и матросы мне уже поздно. Да и болтаться скорлупкой по водам Овару не для меня. Однако небольшое путешествие до Лантру и обратно ради пары бутылок драконьего вина я вытерплю. А ты? Обратно на Север, домой, подальше от жара объятий Мэй?

Клыкарь рассмеялся, вот только Карш не увидел в глазах радости.

— Наёмник идет туда, где платят, — ответил Клыкарь, похлопав шею валангу. — А в порту всегда есть работа и заказ на Архипелаг.

Значит наёмник, подумал Карш, отчего же тогда на мече нет печати. Но вслух ответил:

— Тогда пусть Овару омоет наш корабль. До Лантру нам явно не отделаться друг от друга. Если ты не планируешь сидеть в развалинах порта до следующего.

— Отчаянно не планирую, — Клыкарь отстегнул от пояса флягу и протянул Каршу. — За знакомство.

Карш пригубил и крякнул:

— Я ждал все что угодно, но не настойку из южной праньи. — караванщик сделал еще один глоток и вернул флягу. — Но что за привкус? Никак не могу понять.

— Корень жерны, — Клыкарь убрал флягу. — Пески Мэй для него слишком жарки.

«Зато шахты Энхар в самый раз», подумал Карш.

— Удивительная смесь культур. Севера и Юга. Жерна редка на Мэйтару, как рубины.

— Но стоит того чтобы ее найти, — прищурился Грав. — Мигом проясняет разум и встряхивает дух.

— Не думал, что она приживётся.

— Вам ли южанам удивляться? — Карш уловил в голосе Клыкаря не только усмешку. — Белые стены и золотые пески дали приют тем, под чьими ногами земля должна плавиться.

— Аббарр не судит, а Мэй не карает, — спокойно ответил Карш. — Но если кого-то не устраивает, то все восемь ворот открыты, а каменный порт не отказал ни одному из тех, кто пожелал покинуть кольцо Энхар.

Грав смерил караванщика долгим взглядом:

— А стоило бы карать.

Разговор явно свернул не туда, воздух потяжелел и одно неверное слово могло стать искрой и разжечь пожар. Трения между бистами Севера и Юга были всегда, хоть и никогда не выливались в открытое противостояние. Напротив, перед общим врагом они забывали обиды и противоречия, вставь спина к спине.

Но этот этот бист был так же не прост как и сам Карш. Бист по духу, пусть и не по крови.

— Ты прав, — Карш смотрел в глаза Грава. — Некоторые заслуживают кары. Но все — справедливого суда по делам своим.

— Мудрые слова, караванщик. Но думай все так, не было бы серых мечей и лучкаров.

— Пустыня едина, но состоит из песчинок, — пожал плечами Карш.

Тем временем каменный мешок прохудился: по обе стороны от путников, прямо в белом камне Энхар стали попадаться ответвления. Тупиковые улочки ныряли в глубь породы, расходились гроздями вытесанных в скале ниш-домов и выныривали по ту сторону, балконами и окнами глядя на воды Овару. Ещё кварта часа и каменный мешок рассыпался ажурным переплетением дорог, мостиков и домов. Каменный Порт был похож на кусочек Аббарра. Но если присмотреться внимательно, то до сих пор бросались следы трагедии случившейся много десятилетий назад. Часть руин разобрали, но часть оставили как напоминание. Вот статуя кенру, плавники в трещинах, треть тулова ушло в камень новой мостовой. Застывший зверь в агонии времени.

Грав натянул поводья и притормозил валангу:

— Рад был знакомству, — крикнул он Каршу, сворачивая на боковую улочку. — Встретимся на палубе.

Оставив Пеструху в стойле и оплатив ее постой до своего возвращения, Карш отправился на набережную. Отплытие было поздней ночью, на пике малой воды, и у него было достаточно времени, чтобы привести мысли в порядок и подумать над планом. Расположившись на каменной скамье, караванщик бросил взгляд вниз: прямо перед ним, обрамлённая в оправу из белого камня, сияла бледным изумрудом чаша бухты. Энхар почти смыкались, оставляя лишь крошечный лаз, обнажавшийся с отливом, он выпускал и впускал небольшие суда внутрь. Единственный путь для желающих прибыть или покинуть Аббарр и весь Мэйтару.