– Мария, ради любви, когда-то существовавшей между нами, ради любви к вашему отцу, умоляю вас найти убийцу и покарать его. Вы делаете большую ошибку, если полагаете, что это будет похоже на убийство Риччио, о котором все немного поговорили и забыли. Так не получится. На этот раз все должно разъясниться до конца.

Джеймс бросил плакат на пол. Он выглядел измученным, и она только теперь заметила, что его поза была усталой и напряженной. Когда-то – до того, как появился Дарнли, – между ними существовало что-то похожее на родственные узы. И он был прав насчет Дарнли; скорее всего, он прав и теперь.

– Граф Леннокс тоже требует расследования, – признала она. – Но с чего мне начать? Я никому не могу доверять!

– Вы должны полагаться на секретаря Мейтленда, – ответил Джеймс. – Не стоит доверять Босуэллу. Он сердитый и раздражительный человек. Его единственной реакцией на плакаты было окружить себя толпой головорезов и расхаживать по улицам с криками, что он умоет руки в крови любого, кто посмеет открыто обвинить его в убийстве. Не позволяйте ему направлять ваши действия. Мейтленд…

– А как насчет тебя? Ты можешь помочь мне?

– Разумеется, но я хотел встретиться с вами сегодня еще и для того, чтобы выправить бумаги для поездки на континент в течение нескольких недель.

– Сейчас?

– У меня дела…

– Очевидно, твоя жена быстро поправилась!

Итак, лорд Джеймс снова собирался уехать. Это означало, что он предвидит наступающие неприятности. Он уйдет со сцены, а потом вернется, по своему обыкновению. Что он задумал?

– Я отказываю в разрешении. – Пусть останется здесь, он ей нужен. Если он действительно так заботится о Шотландии…

– Теперь вы выглядите такой же мелочной и мстительной, как ваша кузина Елизавета. Помните, как она отказалась выдать вам паспорт?

– Это не одно и то же.

– Возможно. Но я лучше послужу Шотландии за границей. Мне нужно лично побеседовать с некоторыми людьми во Франции. Я скоро вернусь.

Теперь он обхаживал ее, словно уличный торговец. Сейчас он предложит ей привезти модные украшения из Парижа.

– Я знаю, вам нравятся золотые нитки, которых здесь не найти, и ювелирные пуговицы…

Она прыснула со смеху.

– Прошу прощения? – с оскорбленным видом произнес Джеймс.

Ему очень хотелось уехать. Он что-то знал. Возможно, будет лучше, если он уедет. Тогда они с Босуэллом получат большую свободу действий. Мысль о Джеймсе, наблюдающем за ними и оценивающем каждый взгляд, которым они обменивались, выглядела пугающе.

– Хорошо, ты можешь ехать, – сказала она. – Но я хочу, чтобы по пути ты остановился у королевы Елизаветы и побеседовал с ней. Кроме того, – с улыбкой добавила она, – я действительно буду рада, если ты привезешь мне гранатовые пуговицы.

Эти пуговицы были неприлично дорогими, и их было трудно найти.

* * *

Марии отчаянно хотелось встретиться с Босуэллом, но он намеренно избегал ее общества: пока она соблюдала траур, все взгляды были устремлены на нее. До двадцать второго марта, сорокового дня после смерти Дарнли, ей приходилось как можно дольше находиться в траурных покоях.

Но из-за уличных волнений, потока дипломатической корреспонденции и необходимости ответить на срочные просьбы графа Леннокса она, по крайней мере, могла встречаться со своими советниками. Разумеется, к их числу принадлежал и Босуэлл.

Однажды вечером в начале марта он наконец предстал перед ней без Мейтленда, Аргайла и своего шурина Хантли. Ей показалось, что после его последнего визита в ее спальню в Холируде прошло так много времени, как будто это произошло в какой-то другой жизни. Его рыжеватые волосы резко контрастировали с черной драпировкой стен – частица жизни во владениях смерти. Он скованно переминался с ноги на ногу, глядя на нее.

Мария не стала тратить время на слова и сразу же обняла и поцеловала его. Теперь одно лишь прикосновение к нему было счастьем. Они запрещали себе даже смотреть друг на друга в присутствии посторонних.

– Босуэлл, Босуэлл… – шептала она. Она прижималась к нему и впервые с тех пор, как замкнулась в своих покоях, почувствовала прилив сил. До сих пор она оставалась совершенно одна.

Он осторожно снял ее руки со своей шеи.

– Мы не можем. Не сегодня.

Но она должна получить его – или умереть! Она хотела ласкать его, прикасаться к его обнаженному телу, лежать рядом с ним и принимать его в себя до тех пор, пока не перестанет чувствовать что-либо еще, кроме наслаждения. Она снова привлекла его к себе и поцеловала. Он должен изменить свое мнение. Она заставит его сделать это.

– Нет, – он не отреагировал на ее ласки, и ей оставалось лишь отпустить его. – Разве ты не видела плакаты, не слышала обвинения? Они все знают.

– Нет, не знают.

– Да, знают. Наша единственная надежда – вести себя открыто и благопристойно, чтобы слухи прекратились сами по себе. Кроме того, моя жена нездорова…

– Твоя жена? Какое отношение ее здоровье имеет к этому? – Внезапно у нее возникло скверное подозрение: – Она беременна?

– Нет. Но Мария, любовь моя, сейчас нам нужна вся поддержка и сочувствие, которое мы можем получить. Ты должна быть скорбящей вдовой, а я заботливым мужем. Мы не можем допустить отчуждения Хантли, твоего канцлера и брата моей жены.

– А также графа Леннокса, отца моего мужа, – мрачно добавила Мария. Она опустилась на мягкую скамью. – Он требует расследования и суда.

– Так и должно быть, – Босуэлл осторожно пододвинул стул и сел, оставаясь на расстоянии пяти футов от нее. Кто-нибудь мог «случайно» заглянуть в комнату в любой момент.

– Я написала ему и спросила, как я могу привлечь кого-то к суду – ведь на плакатах было перечислено много имен. Например, твоя старая любовница Джанет Битон…

Он негромко засмеялся.

– …Черный Джон Спенс, кем бы он ни был.

– Подручный Бальфура.

– Сам Бальфур и несколько французов из моей свиты. Но ты знаешь, кого он хочет видеть в суде?

Босуэлл покачал головой и опустил ее на подставленные ладони.

– Тебя. Он хочет, чтобы ты предстал перед судом.

– И? – Босуэлл посмотрел на нее между ладоней.

– Я согласилась. Что еще я могла сделать? Я попыталась увязать это с заседанием парламента, но он хочет провести слушание, как только это будет возможно по закону. Двенадцатого апреля тебя обвинят в преступлении и допросят перед судебной коллегией.

Босуэлл взорвался от смеха:

– Кто же будет заседать в коллегии?

– Титулованные дворяне, как и ты сам. Графы Аргайл, Хантли, Арран и Кассилис. Лорды Линдсей и Семпилл. Белленден, Балнейс, Макгилл и Питкерн из Данфермлина.