Люди за столом начали двигаться и перешептываться. Босуэлл слышал сердитые и тревожные возгласы, доносившиеся со всех сторон. В то же время лязг оружия двухсот солдат, которых он расставил вокруг таверны, явственно доносился снаружи. Он замолчал, чтобы каждый смог безошибочно опознать эти звуки и понять, что они означают. Люди притихли: многие имели затравленный вид, но были и недовольные лица. Босуэлл откашлялся и продолжал тихим, спокойным голосом:

– «Но если кто-либо, прямо или косвенно, открыто или под любым предлогом выступит против вышеупомянутого брачного союза или попытается воспрепятствовать оному, мы будем считать таких смутьянов общими врагами и недоброжелателями и встанем на защиту совместной цели. Залогом тому будет наша жизнь и наше имущество. Все мы ответим перед Богом, перед нашей честью и верностью, если не сдержим данное обязательство. В таком случае мы утратим свое честное имя и будем считаться предателями и изменниками, что каждый из нас готов засвидетельствовать собственноручно».

В дальнем конце стола наметилось быстрое движение: кто-то пытался ускользнуть.

– Вернитесь! – приказал Босуэлл таким властным тоном, что остальные забеспокоились еще больше. Он не собирался говорить так резко, это случилось само собой.

– Милорд, – сказал Хантли с потрясенным видом. Ему придется хорошо заплатить за развод с его сестрой. – Как вы могли публично унизить меня?

Люди отодвигали скамьи и начинали вставать.

– Вы не можете уйти, – сказал Босуэлл. Солдаты снаружи шумно маршировали, как он им приказал раньше. – Я должен настаивать на том, чтобы вы сначала подписали документ.

Дело оборачивалось не лучшим образом, но как он мог поступить иначе?

Он подтолкнул документ Мортону и протянул ему перо. Тот наклонил голову со спутанными волосами и нацарапал свое имя. А потом молча передал перо и бумагу Сэмпиллу.

Босуэлл стоял во главе стола и напряженно наблюдал за происходящим. Внезапно до него дошло, что они могут разорвать документ. Люди, ждавшие своей очереди, пронзали его взглядами, а солдатские сапоги грохотали по мостовой.

Ему показалось, что прошло не менее пяти часов, прежде чем документ, заляпанный подписями, вернулся к нему. Он посмотрел на бумагу, чтобы убедиться, что они ничего не изменили и не вычеркнули и поставили свои настоящие имена, а не «Джонни Армстронг», «Уильям Уоллес» или «Иуда».

– Благодарю вас, мои друзья и союзники, – тихо сказал он. – Теперь вы можете идти. Пожалуйста, будьте осторожны на улице.

Несомненно, некоторые из них так напились, что могли упасть и свернуть шею. Однако они быстро трезвели, когда понимали, что происходит.

Это было ошибкой. Он не должен был так поступать. Теперь все эти люди стали его врагами, чувствовали себя униженными его грубостью и демонстрацией силы.

Но дело было сделано. Босуэлл сложил документ и направился к выходу из опустевшего зала. К тому времени, когда он вышел из таверны, все приглашенные уже разошлись. К утру весть распространится по Эдинбургу, послезавтра разойдется по всей Шотландии, а на пятый день станет известна в Англии. Ему придется действовать быстро. Он отпустил солдат, пообещав им дополнительную плату за ночное дежурство.

Дополнительная плата для солдат, стоимость обеда и напитков, отступные для Хантли – план обошелся очень дорого. Но если все пойдет как надо, то деньги будут потрачены с толком.

«Ты должен тратить деньги, чтобы делать деньги», – когда-то учил Босуэлла старый епископ, его алчный дядюшка.

Ночь была спокойной и теплой. Само ее дружелюбие заставило Босуэлла замедлить шаг на обратном пути в Холируд. «Задержись немного, – как будто говорил воздух. – Не торопись, подыши мною. Позволь мне наполнить тебя». Он так и поступил, медленно поворачиваясь из стороны в сторону и не обращая внимания на длинную мантию, волочившуюся по камням мостовой.

Небо было ясным, и луна сияла так ярко, что он даже мог видеть маленькие кудрявые облака, проплывавшие в черной глубине. Все вокруг убеждало в том, что жизнь хороша.

Босуэлл вздохнул и остановился. Внизу, у подножия длинного склона, стоял дворец, серебристо-голубой в лунном свете. «А в башне даже есть принцесса, – подумал он. – Теперь, когда дракон Дарнли убит, она ждет своего спасителя». Он так громко рассмеялся, что редкие прохожие оборачивались и смотрели на него.

Босуэлл направился в королевские апартаменты через уже знакомые залы, лестницы и повороты. Мария ждала его в самой дальней комнате. Когда она встала и направилась к нему, ему на мгновение показалось, что это лишь сказка о тоскующей принцессе – возможно, даже о Цирцее, превращавшей своих любовников в животных и губившей их. Постыдная сцена в таверне ярко всплыла в его памяти. До чего он дошел?

Потом она оказалась рядом, ее светлое лицо и темные волосы приблизились к нему, и сладостное дыхание коснулось его кожи.

– У тебя все хорошо? – прошептала она.

При звуке этих слов, исполненных тайной надежды, он забыл о людях в таверне и об их ненависти к нему.

Суд. Она имеет в виду суд.

– Да, меня оправдали, – он тоже ответил шепотом, хотя не знал почему.

Она медленно поцеловала его. Позволил себе насладиться этим поцелуем немного дольше, чем обычно, но не стал продолжать, ему было довольно просто обнимать ее.

– Граф Леннокс так и не появился, – сказал он, оторвавшись от нее. – Он хотел, чтобы меня задержали под стражей до тех пор, пока он не соберет улики. Я настоял на судебном слушании. Поскольку никто не смог предъявить обвинение против меня или предоставить доказательства, в конце концов меня объявили невиновным и оправдали.

Ее мягкие губы прикоснулись к его шее, но он отступил и покачал головой.

– Уже почти полночь. Неужели суд продолжался так долго?

– Нет. Самое важное произошло потом, – он достал документ и передал ей.

Она отнесла бумагу к маленькому столу, где горела свеча, и подняла ее ближе к огню.

– Осторожно, не сожги его! – встревоженно произнес Босуэлл. Он не для того заплатил столь высокую цену, чтобы все усилия вдруг пошли прахом.

Мария стала читать документ, щурясь в полумраке и наклоняясь так, что ее локоны падали на бумагу. Она нетерпеливо отводила их в сторону. Наконец она повернулась к нему.

– Невероятно! – сказала она. – Как ты осмелился? – по ее тону он не мог понять, восхитилась ли она или пришла в ужас.

– По правде говоря, не знаю, – признался он. – Это нужно было сделать. Но теперь все закончилось.

– Нет, не закончилось, – возразила она. – Если бы все закончилось на этом! А твой шурин подписал договор?

– Не по своей воле. И он расскажет обо всем моей жене, – чувство стыда снова охватило его, когда он представил, как Джин выслушивает новости от своего брата. – Никто не хотел подписывать. Я накачал их виски и угрожал им, расставив солдат вокруг таверны. Я не хотел, чтобы все случилось именно так. Надеялся, что они будут более сговорчивыми.