Последним ударом Леонард сорвал с головы домоправительницы белый парик, обнажив голый скальп, весь изборожденный стежками, как мокасин. Голова Мод больше не выпрямлялась, будто из поддерживающей ее шеи вырвали позвонки. Бесформенное нечто — груду одежды и безвольно болтающиеся конечности — Леонард грубо запихнул в серый почтовый мешок, дожидавшийся своего часа на мокрой траве.

На глазах у Кэтрин он выволок мешок за ворота и швырнул в фургон.

Кэтрин не дрожала, не издала ни звука — столь всеобъемлющ был ее страх. Ее саму как будто бы опустошили, вывернули наизнанку, не («ставив ни единого чувства. Наконец-то мозаика, являвшая истину, складывалась. Ей припомнились безумные слова, срывавшиеся с уст Эдит Мэйсон о ее матери. Настоящей матери. Той, что страдала. Что познала наказание за отказ от нее, от Кэтрин. Но всяким страданиям нужно когда-нибудь закончиться…

О тех, кто перешел тебе дорогу, да позаботятся те, кто истинно любят тебя. Так произошло с твоей матерью — распутной девкой, не нашедшей в себе мужества воспитать тебя…

Мод.

Слезы, стоявшие в глазах домоправительницы, когда та укладывала Кэтрин в кровать — Кэтрин, внезапно почувствовавшую себя плохо. Всхлипы — когда она стояла в затененной мастерской, рядом с возлежащей в ванной для этанола Эдит…

Мод всегда знала, что здесь происходит. Знала, но не в силах была остановить. Потому что в этой пьесе ей выпала роль ведомой, марионетки, лишенной собственной воли. Уже не живой, но еще не до конца мертвой. Но жизнь и смерть здесь были такими относительными…

Мод.

Мама.

Захлопнув двери фургона, пожилой мужчина, обладавший нечеловеческой мощью, живой милостью таких сил, о которых оставалось лишь гадать, застыл в одиночестве на подъездной дорожке, обратив скрытое кожаной маской лицо к Красному Дому — будто бы восхищаясь им. Его тонкие, изрезанные руки взметнулись вверх в немом салюте — или, быть может, в приказе, который Кэтрин не слышала… И даже услышав — не поняла бы его. И лишь на несколько секунд ей показалось — но она не стала бы клясться в этом, — что воздух над главой мужчины в черном парике задрожал, подобно знойному мареву над летним лугом.

Зеленый фургон давно уж умчался прочь, и Кэтрин наконец-то поднялась с пола, с того места, где ноги подвели ее. Пройдя мимо собственного тела, покоящегося на кровати, она вышла в коридор и спустилась вниз по главной лестнице Красного Дома.

В коридоре Тара все еще торчала у стены, нервно подергивая грязной босой ногой. Под платьем все тело экономки ходило ходуном. Кэтрин знала — стоит развернуть свою старую противницу лицом к стене и сорвать эту тряпку, как откроется длинный уродливый шрам через всю спину.

Руки новой домработницы взмыли в воздух. Никакого смысла в этом жесте не было. Что ж, по крайней мере, Тара смолкла — не смирившись со своей участью, но, быть может, войдя в некую стадию, что предшествовала смирению.

Когда Кэтрин прошла мимо Тары, бывшую продюсершу тряхнуло, как от удара током.

Кэтрин уже не интересовалась тем, что будет дальше. Что-то подсказывало, что самое худшее: шок, неверие, испуг, отрицание — уже позади. Снова ей стало интересно — то был очень отстраненный, лишенный эмоциональной основы интерес, — что произойдет, если она ляжет на кровать поверх своего старого «я». Она осознавала, что покамест так поступать не следует, и что ей будет трудно снова встать с кровати… Но когда она все-таки соберется с силами, ей привезут инвалидное кресло. И к ней всегда будет приставлен некто, кому велено катать ее в нем по дому.

Экспонатам наверху требуется уход. Взглянув на Тару, подумав о Мод, Эдит, старике-пасечнике Мэйсоне и Виолетте, обо всех жителях Магбар-Вуд разом, Кэтрин осознала эту простую истину в полной мере. Горечь обретенного знания напоминала о том, что увиденное на чердаке, равно как и возлежащее на кровати в спальне тело, было оставлено ей в качестве объяснения того, что нельзя было объяснить никакими существующими словами.

И Кэтрин не следовало задерживаться надолго. Не в здешнем доме, разумеется, а в том, другом, месте. В других местах и других, уже виденных ею, формах. Теперь она перестала кричать, рыдать и колотить по влажным доскам, и это знание снизошло на нее с той же легкостью, с коей ожил вдруг груз ее долгой-долгой памяти. Старый дом взывал к ней, и ей предстояло выслушать всю историю от начала до конца. Когда осознание прорвалось к ней сквозь шок, страх, предубеждения, сожаление и ту одурь, в которую ее вогнали события последнего времени, она решительно спустилась по лестнице.

Наверное, Таре суждено было навсегда остаться в этом огромном имении и играть отведенную ей роль. О да, Тара останется здесь и будет служить своей новой хозяйке, пока не пробьет час и человек в маске не опорожнит ее милостиво в растущую снаружи траву и не сложит в мешок. Возможно, эта новая домоправительница сможет когда-нибудь облегчить страдания самой Кэтрин. Да, так все и будет. Пусть она не знает сейчас наверняка — вскоре ей обо всем расскажут наиподробнейшим образом.

Звук открывающейся задней двери, внезапное тепло и яркость пролившегося света заставили Кэтрин и ее немую спутницу повернуться к дверям черного хода. Одна женщина повернулась на звук, другая — на свободно проходящий сквозь нее свет, легший на красные половицы, отполированные временем.

Снаружи, из прекрасного маленького сада, послышались голоса. Высокие, радостные, игривые детские голоса, подобные беззаботному щебету птичек.

Дом-мертвец начал исчезать в стремительном потоке преобразующего все и вся света, и каждый его кирпичик обновился в ином, ярком, мире — мире, что был гораздо старше того, который Кэтрин собиралась покинуть навсегда.

Новое солнце нового мира засияло в проходе, и навстречу дому двинулись новые гости — их маленькие тени легли на все более реальные стены внутри особняка. Благословенный свет омыл коридор до самого конца — свет, что Кэтрин помнила еще с детства, свет комфорта и принятия, любящий, не сулящий никаких бед. Тот сокровенный свет, что исчезал из ее жизни всякий раз, когда она выходила из транса.

Гости, похоже, хотели пройти вперед Алисы и трех ее маленьких подружек, медленно и неуклюже вышагивающих ей навстречу — им не терпелось поприветствовать новую, ими же избранную хозяйку и прислугу, которую они ей предоставили.

В полном составе древняя труппа оставила волшебный сад, чтобы побыть с ней. Чтобы остаться с ней — пусть лишь на некоторое время.

И Кэтрин, опустившись на колени, раскрыла им свои объятия.

Описаниями отделки и меблировки Красного Дома я всецело обязан монументальному труду «Викторианские особняки от А до Я» за авторством Тревора Йорка, а так же «Энциклопедии викторианского стиля» Линды Осбенд (под редакцией Пола Оттербери). Факты биографии М. Г. Мэйсона я почерпнул из книг «Застывший образ: история таксидермии» Мелиссы Милгрэм, «Уолтер Поттер и его музей чучельных диковин» П.А. Морриса, «Аннотированная библиография для подготовки таксидермиста-птичника» Роджерса, Шмидта и Потбира, «Пошаговая таксидермия» У. Ф. Макфолла, «Капеллан в Галлиполи: дневники Кеннета Беста о Великой Войне» под редакцией Гэвина Ройнона.