благородно. Я здесь гость.

- Согласитесь, господин Брюн, таким гостям не всегда рады.

- И все-таки давайте будем считать, что я гость. Поверьте, синие тоже умеют себя вести, особенно когда пользуются гостеприимством дамы.

Я ничего не ответила. Брюн спросил:

- Я догадываюсь, что наши причинили вам немало неприятностей. Это так?

- Да, - сказала я безучастно. - Совсем недавно меня арестовывали, генерал Эдувилль угрожал отправить меня на каторгу, а уж о том, что было раньше, лучше и не вспоминать.

- Признайтесь, Сюзанна, вы тоже были рады сделать нам зло.

- Я?

- Вы или ваш муж.

- Муж - возможно. Но не он первый занес руку с оружием. Ему навязали войну. Все мы были вынуждена защищаться, чтобы нас не убили.

- Но теперь первый консул всем предлагает мир. Шуанам не победить нас. А мы уже не хотим проливать кровь. Почему бы не помириться? «Единение и забвение» - чем вам не по вкусу этот девиз?

Я пожала плечами. Если честно, я была согласна с Брюном, но высказать ему это в глаза было как-то неловко. Все-таки он враг, захватчик. Да и говорить об этом следует не со мной. Генерал подошел, ласково коснулся моего плеча:

- Милая моя Сюзанна, пожалуй, я замучил вас своими разговорами. Такое не следует говорить дамам в обществе, но мне кажется, что вам скоро потребуются врач или акушерка.

Меня неожиданно тронуло такое проявление заботы. Впервые за всю беседу я заинтересованно подняла голову:

- А вы проницательны, господин генерал.

- Слава Богу, вы не считаете меня грубияном. Я действительно задержал вас.

- Вы далеко не грубиян, - сказала я смеясь. - Вы даже очень вежливы, и я думаю, что нам повезло, что именно вы нас захватили.

- Все-таки лучше иметь дело со знакомым? - так же смеясь, спросил Брюн.

Я поднялась, чувствуя, что мне лучше уйти к себе и отдохнуть. Громкий стук раздался в дверь, и топот послышался в галерее. Брюн, нахмурившись, шагнул к порогу. Обернувшись, я увидела ординарца. Лицо его было перекошено. Задыхаясь, он прерывисто доложил:

- Случилось несчастье, мой генерал.

- Что именно?

- Эти проклятые шуаны обманули нас. Мы только что взломали дверь в столовую, и нашли полковника Эмбера и еще трех офицеров мертвыми.

После секундной паузы солдат срывающимся голосом добавил:

- Им… им перерезали горло, генерал.

- Полковник Эмбер мертв? - переспросил Брюн деревянным тоном, словно не мог допустить такой возможности, и вся кровь отхлынула от его лица.

- Да.

3

Кусая краешек кружевного платка, я снова опустилась на стул. Меня раз или два пронзила дрожь, но в целом я держала себя в руках. Хотя, честно говоря, поражена я была сильно. Мне казалось, Поль Алэн может сделать что угодно… но не такое.

«Заманить полковника к себе под видом переговоров и убить его, - подумала я. - Боже мой, не послышалось ли это мне?» Впрочем, приходилось поверить, что тот бесчестный поступок имел место. Поль Алэн, видимо, счел себя гнусно преданным и ответил на это таким же гнусным убийством. Повстанцы, которые были с ним, вообще не утруждали себя излишней щепетильностью. Им убить синего - все равно что раздавить муху. Разумеется, вся ответственность за содеянное ложится на Поля Алэна.

Но, если отбросить соображения о чести, меня, честно говоря, волновало лишь одно: что будет дальше? Полковник Эмбер был мне безразличен, у меня совсем не было сил задумываться над его судьбой. Он знал, на что шел.

Военная служба вообще опасна. А вот что будет с нами? И с Белыми Липами? Выходка Поля Алэна явно перечеркнет все мои мирные договоренности с генералом Брюном.

Я вышла, наконец, из оцепенения и прислушалась. Обо мне на какой-то миг все забыли, и я могла слышать, какие распоряжения отдает Брюн. Суматоха царила в замке. Можно было видеть, как в галерее вскакивают на ноги солдаты, хватают сабли, цепляют их к боку. Генерал приказал послать погоню, прочесать все окрестности на несколько лье вокруг. Он так же распорядился арестовать всех ранее сдавшихся шуанов, всех слуг мужского пола и всех подозрительных крестьян округи.

Он вернулся к столу, тяжело дыша, оперся на него обеими руками, словно был не в силах стоять. Лицо его было чернее ночи. Я не узнавала его сейчас. Мне на миг стало страшно, когда я мимолетно заглянула в эти ставшие черными глаза и заметила угрожающую складку у него между бровями. На лбу у Брюна вздулись вены.

- Они все зарезаны, - повторил он. Его пальцы то сжимались, то разжимались. - Все! Как бараны на бойне. Морле, Уло, Бертран. И Эмбер, мой лучший друг.

Повернувшись ко мне, он крикнул:

- Черт возьми, ни от кого я не видывал такой подлости! Ни от кого за годы сражений!

- Мне очень жаль, - сказала я, полагая, что надо что-то сказать, и пытаясь совладать с тревогой.

Едва сказав это, я поняла, что неправильно выбрала тон - слишком сухой и безучастный. Надо было хоть изобразить сочувствие. Я хотела это исправить, но было уже поздно: Брюн увидел выражение моего лица в зеркале. Оно свидетельствовало лишь о досаде и скуке. И еще о том, что я озабочена лишь собственным положением. Впрочем, так оно и было.

Внимательно и зло глядя на меня, Брюн напряженно, тихо и хрипло спросил:

- Вам жаль? А достаточно ли сильно вам жаль?

Уловив в его голосе обвинение, я вспыхнула:

- Чем же виновата я в том, что случилось? Вы не смеете…

Изменившись в лице, он схватил меня за руку, сжал изо всех сил мои пальцы.

- Вы, может, упрекнете меня в том, что я сейчас не столь галантен, как раньше? Тысяча чертей… Убит мой лучший друг. Человек, который спас мне жизнь в Голландии, который значил для меня больше, чем кто-либо!

- Я вас могу понять, - сказала я, с искаженным лицом силясь высвободить свою руку. - Но полковник Эмбер никогда не значил для меня столько, сколько значил для вас, и вы не можете требовать от меня, чтобы я переживала его смерть так же, как и вы!

- О, конечно! - в бешенстве рявкнул он. - Есть только один способ заставить вас и ваших утонченных друзей серьезно пожалеть о его смерти - это показать, чем я отвечу на его смерть!

Он отшвырнул мою руку, быстро отошел в сторону, снова отдал какое-то