– Что мы еще можем сделать для вас – прикажите что угодно – я к вашим услугам ровно двадцать четыре часа в сутки. – И, учтиво раскланявшись, управляющий удалился.

– До чего же они здесь все внимательны, – сказала Элизабет.

Рис рассмеялся и сказал:

– Как же им не быть внимательными? Ведь ты владелица этой гостиницы.

Элизабет почувствовала, что краснеет.

– Да? А я и не знала.

– Есть хочешь?

– Нет, спасибо.

– Может, немного вина?

– Да, спасибо.

Она чувствовала, что голос ее звучит фальшиво, и была совершенно потрясена, так как не знала, как вести себя в данной ситуации и чего ждать от Риса. Внезапно он превратился в совершенно чужого ей человека, и она вдруг с ужасом поняла, что они остались одни в огромном, предназначенном для проведения медового месяца роскошном номере, что время уже позднее и что пора ложиться спать.

Она заметила, как ловко Рис откупорил бутылку шампанского. Все, за что бы он ни брался, выходило у него легко и непринужденно, как у человека, твердо знавшего, что ему надо, и всегда добивавшегося своей цели. Чего же он добивается сейчас?

Рис подал бокал шампанского Элизабет и поднял свой.

– С началом, – сказал он.

– С началом, – как эхо повторила Элизабет. «И за хороший конец», – мысленно добавила она.

Они выпили.

Надо бы разбить бокалы о камин, подумала Элизабет, чтобы все было хорошо. Она допила остатки шампанского.

В конце концов они в Рио, это их медовый месяц, и она хочет Риса. Но не только в данный момент, а вообще, навсегда.

Зазвонил телефон. Рис поднял трубку и что-то коротко бросил в нее; затем положил трубку на рычаг и обернулся к Элизабет.

– Уже поздно, – сказал он. – Пора в постель.

Элизабет показалось, что слово «постель» тяжело зависло в воздухе.

– Да, конечно, – едва слышно сказала она и на подгибающихся от внезапной слабости ногах пошла переодеваться.

Прямо в центре просторной спальни стояла огромная двуспальная кровать. Горничная распаковала их чемоданы и приготовила постель. С одной ее стороны была разложена шелковая ночная рубашка Элизабет, с другой – голубая мужская пижама. Немного помедлив, она стала раздеваться. Оставшись нагишом, прошла в уставленную зеркалами комнату для переодевания и сняла с лица грим. Затем, обернув голову турецким полотенцем, вошла в ванную и включила душ, чувствуя, как мыльная вода мягкими струями касается сначала ее груди, затем быстро скользит вниз к животу и бедрам.

Она пыталась гнать от себя мысли о Рисе, но ни о чем другом думать не могла. Воображение рисовало его руки, обнимавшие ее, и его тело, прижимавшееся к ее телу. Интересно, она вышла замуж за Риса, чтобы спасти концерн, или использовала концерн как средство, чтобы заполучить Риса? Она и сама уже не могла бы толком ответить на этот вопрос. Желание обладать им переросло в жгучую, всепожирающую потребность. Словно после нескончаемо долгих лет мечта пятнадцатилетней девочки начала сбываться и потребность была теперь сродни вселенскому голоду. Она вышла из ванной, вытерлась теплым мягким полотенцем, надела на себя свою шелковую ночную рубашку и юркнула в постель. Затаившись, чувствуя, как бешено колотится сердце, стала ждать, гадая, каким он предстанет перед ней и что произойдет дальше. Послышался щелчок, и она взглянула на стоявшего в дверях Риса. Он был полностью одет.

– Я пошел, – сказал он.

Элизабет села в кровати.

– Куда... куда ты идешь?

– Надо уладить одно дело.

И дверь захлопнулась.

* * *

Элизабет всю ночь не сомкнула глаз, ворочаясь с боку на бок, обуреваемая противоречивыми чувствами, убеждая себя, что благодарна Рису за то, что тот верен их соглашению, чувствуя себя полной идиоткой оттого, что поддалась своим чувствам, разозлившись на Риса за то, что он отверг ее.

Рис вернулся на рассвете. Элизабет слышала его приближающиеся шаги. Она закрыла глаза и притворилась спящей. Вот он подошел, и, когда склонился над ней, она почувствовала на себе его дыхание. Так он простоял довольно долго. Затем повернулся и вышел в соседнюю комнату.

Несколько минут спустя она уже крепко спала.

Поздним утром они завтракали на террасе. Рис был в хорошем расположении духа, все время шутил и в лицах рассказывал ей о том, как город выглядит во время карнавала. Но ни словом не обмолвился, где провел ночь. Со своей стороны, Элизабет ни о чем не спрашивала его. Официант взял у них заказ. Когда принесли завтрак, Элизабет заметила, что обслуживает их уже другой официант. Но этот факт, как и то, что в комнаты то и дело заходили и выходили разные горничные, она оставила без внимания.

* * *

Элизабет с Рисом сидели в кабинете управляющего одной из фабрик «Роффа и сыновей» в пригороде Рио. Управляющий сеньор Тумас был средних лет и ужасно потливый мужчина с лягушачьим лицом.

Он говорил, обращаясь к Рису:

– Вы должны меня понять. «Рофф и сыновья» мне дороже жизни. Это моя семья. Когда я отсюда уйду, я словно покину родной дом. Здесь останется мое сердце. Больше всего на свете я хотел бы и сам остаться здесь.

Он вытер обильно выступивший на лбу пот.

– Но у меня есть более выгодное предложение от другой фирмы, а у меня на руках жена, дети и теща. Поймите же меня наконец.

Рис, непринужденно вытянув перед собой ноги, сидел откинувшись в кресле.

– Конечно, Роберто. Я знаю, что значит для тебя эта фабрика. Здесь прошла большая часть твоей жизни. Но человек обязан думать не только о себе. Есть еще и семья, о которой он обязан заботиться.

– Спасибо, – благодарно сказал Роберто. – Я знал, что могу положиться на тебя, Рис.

– А как насчет нашего контракта?

Тумас пожал плечами:

– Кусок бумаги. Мы ведь его просто разорвем, да? Что значит контракт, когда в сердце нет радости.

Рис кивнул:

– Мы как раз и прилетели сюда, с тем чтобы вернуть радость в твое сердце.

Тумас вздохнул.

– Увы, слишком поздно. Ведь я уже дал согласие работать в другой фирме.

– А знаешь, ведь тебе придется сесть за решетку! – невозмутимо сказал Рис.

От неожиданности Тумас вытаращил на него глаза.

– За решетку?

– Правительство Соединенных Штатов уведомило все свои фирмы, имеющие филиалы за границей, что они обязаны представить ему список взяток, которые они вынуждены были выплачивать в последние десять лет. К сожалению, Роберто, ты по уши завяз в этом деле. Тобой нарушены законы этой страны. Мы, естественно, взяли бы тебя под свою защиту – как члена нашей общей большой семьи, – но, если ты покидаешь нас, нам, как ты понимаешь, нет смысла тебя покрывать.