напитками, повсюду сновали расторопные официанты, негромко звучал старый джаз, а в нишах рядом с окнами можно было найти некоторое уединение: уютные диванчики почти скрывались за пышной свежей растительностью в больших вазонах. Один такой диванчик я облюбовала для перерыва в танцах, но не успела и дух перевести, как услышала протяжное и гнусавое:

— Я уж думал, ты спилась да подохла в каком-нибудь клоповнике, красавица моя! А ты еще того… не утратила презентабельности.

Передо мной, слегка покачиваясь, стоял «злодей всей моей жизни» Олег Сосновский. Думаю, он рассчитывал всласть поглумиться над беззащитной актрисулей, которую так эффектно «наказал» некоторое время назад. Но крупный деятель киноискусства крупно просчитался. Даже капельки страха я не почувствовала — одно только презрение и некоторую брезгливость. Разве это масштаб? Да мне и его величество Алистер мелковат оказался, что уж говорить про этого… таракана. Я встала и шагнула вплотную к своему обидчику.

— Я рада, Олег Павлович, что наконец смогу достойно отплатить вам за все, что вы для меня сделали, — голос мой звучал так ядовито, что Сосновский непроизвольно подался от меня назад. — С сегодняшнего дня я закрываю для вас все двери в приличное общество, потому что вам в нем не место.

Для наглядности я повела руками перед его носом, и с моих пальцев, как в день первого визита на студию к Толику, посыпались мелкие голубоватые молнии. Они были совершенно безвредны, и, долетая, до Сосновского, растворялись в воздухе. Но зато теперь его проняло как следует: он сделал еще пару неуверенных шагов, неловко отмахиваясь от творимого мною безобразия.

— Что ты себе позволяешь??? — продюсер сорвался на визгливый фальцет. — Девка! Де… дешевка! Сейчас я прикажу, и тебя вышвырнут…

— Нет, — я с торжеством покачала головой. — Это ты дешевка, и это тебя вышвырнут. Прямо сейчас.

Да, магия закрывания дверей не подкачала. Я едва успела договорить, как к Сосновскому подошла охрана и мрачно попросила предъявить приглашение. Ясное дело, нужной карточки у себя в карманах продюсер не нашел. И как он затем ни скандалил, как ни требовал позвать кого-то из организаторов, мощные парни-охранники аккуратно приняли его под локотки и неумолимо повлекли к дверям.

— Теперь так будет с тобой всегда, — негромко произнесла я в спину главному злодею своей жизни.

Он дернулся, но обернуться не посмел, и быстро пошел к выходу, сопровождаемый вежливой, но непреклонной охраной.

— Алена, ты спятила что ли? — ко мне спешила встревоженная Милана.

Мой агент терпеть не могла публичных конфликтов.

— Знаешь тезис: за добро платим добром, за зло — по справедливости? — спросила я, с удовольствием наблюдая, как за Сосновским захлопнулась дверь. — Считаешь, я поступила с ним несправедливо?

— Вообще-то нет, все было честно, — рассмеялась Милана. — Что это ты такое сделала с ним?

— Да так, один трюк, — в моей голове эти слова произнес Джемс, как тогда, после его ранения.

В такси по дороге домой я расстроенно молчала, но, конечно, не из-за Сосновского, а потому, что вспомнила своего герцога. «Это больше не твой герцог, — мысленно попеняла себе я, — это совершенно чужой и посторонний король». Мысль помогла, но не слишком. Наверное, мне могло помочь время, но пока оно не прошло, я все еще продолжала огорчаться из-за нашей разлуки.

Как ни удивительно, после разборки с Сосновским, деятели кинобизнеса как будто разом отмерли и вспомнили о моем существовании. Телефон не замолкал с утра до позднего вечера: меня приглашали на пробы, на тематические тусовки, на телепередачи и в печатные издания на интервью. Меня не просто приглашали, меня попутно хвалили, причем так, словно российскому кинематографу в моем лице досталась подлинная звезда.

— Впечатление такое, что с меня сняли порчу, — делилась я с тетушкой, собираясь на очередную встречу.

— Какая ты стала суеверная! — смеялась тетя Вита. — О тебе вспомнили после выхода сериала, потому что ты действительно хорошая актриса. И мерзавец Сосновский здесь совершенно ни при чем.

Возможно, так оно и было — я приняла участие в удачном проекте, и теперь пожинала плоды своей работы. Но так или иначе, я все больше увязала в киношной жизни. Увязала, и при этом испытывала странное чувство. Раньше мне в этой жизни нравилось абсолютно все. А теперь эта привычная пестрая и суетливая кутерьма казалась мне тесной, как пиджак-маломерок. Будто я могла гораздо больше. Или просто должна была заниматься другим — сознаюсь честно, я прекрасно знала, чем именно. Но как снова вернуться к занятиям магией, не знала. Не вселяться же самочинно в особняк, снятый временно для уже завершенных съемок!

Но Мироздание, помучив меня немного, все-таки пошло мне навстречу. Однажды утром мне на мобильный позвонили с незнакомого номера. Строгий девичий голосок в трубке уточнил:

— Я имею удовольствие беседовать с Одинцовой Аленой Дмитриевной?

— Так точно, — невольно подстраиваясь под ее тон, отрапортовала я. — С ней самой.

— На ваше имя, сударыня, имеется договор дарения. Прошу вас прибыть в ближайшее время по адресу улица Разъезжая, дом нумер восьмой, в контору присяжного поверенного Юлия Генриховича Синицкого для ознакомления с оным договором.

Девица по ту сторону трубки изъяснялась удивительно архаично, словно звонила мне откуда-то из дореволюционной России. И еще удивительнее было то, что некто неизвестный собрался что-то мне подарить. Или нет, уже подарил, если договор существует, и мне осталось ознакомиться с его содержанием. Кто оказался способен на подарок, требующий подписания специального документа, я даже приблизительно не представляла. Но вот маячившая поблизости тетушка имела подозрительно невинный вид. Пообещав сегодня же приехать по указанному адресу, я распрощалась со странной девицей, и повернулась к тетушке.

— Тетя Вита, ты случайно не оформляла на меня никакого договора дарения? — подозрительно прищурилась я.

Тетушка, однако, хлопала глазами и не желала ни в чем сознаваться, хотя я буквально пятками чувствовала: она как-то замешана в этом таинственном юридическом дельце. Пришлось отступиться от скрытной родственницы и ехать узнавать обо всем на месте.

Грязно-салатное здание неопределенного возраста я нашла сразу, а в нем — миновав широкую лестницу на второй этаж и широкий, пахнущий пылью коридор, — дверь с медной табличкой «Ю. Г. Синицкий, присяжный поверенный». Я решительно постучала.

Дверь распахнулась, а за ней обнаружилась удивительная девица. Видно, она-то мне и звонила. Кому бы еще изъясняться так старомодно, как не ей — наряженной в темную длинную юбку и блузку, украшенную кружевом, с аккуратным тугим узлом волос на затылке. Даже очки на курносом носике сидели круглые, точно у кота Базилио из старого детского фильма.

— Госпожа Одинцова? — осведомилась девица, строго осмотрев меня с головы до ног.

Я кивнула, и