Она слегка покраснела.

– Харлек, – нараспев проговорил Корс Кант, покатал название города по языку. У него был привкус Западного моря, тучных лугов, терпкого вина. – Анлодда, других связывает с Артусом клятва, данная под присягой. Меня – нет. Я бард, я волен прийти и уйти. Я смог бы жить с тобой в Харлеке, если пожелаешь. Я не овощ, что на грядке растет.

Она нахмурилась.

– Ты не понимаешь. И потом, ты нужен Артусу.

– Может ли мечта сбыться, когда все вокруг мешает этому? – горько вздохнув, чуть слышно прошептал юноша.

Анлодда покачала головой.

– И не сочту, сколько из того, что я совершила, было верно, но сколько боли это принесло, и все из-за этой глупой короны принцессы. Мой отец вечно заставлял меня возглавлять какие-то противные дела – шагать во главе триумфальных процессий и судить бои гладиаторов. Всем нам, даже Меровию, порой приходилось вышагивать перед ним по потрескавшимся булыжникам. Представь себе, как он переживает, когда видит, что какая-нибудь бедная женщина умирает от лихорадки или проказы, а ему не позволяется коснуться ее.

– Коснуться? Зачем?

Она умолкла и уставилась на собственные руки – так, словно никогда прежде их не видела.

– А-а-а… Ничего такого. Тебе и своих забот хватает, Корс Кант. Что бы ни случилось, ты должен остаться здесь. Здесь твое место.

Корс Кант угрюмо улыбнулся. Ведь он уже знал то, чего не знала Анлодда.

– Как говорится, из огня, да в полымя, принцесса. Ни тебя, ни меня не будет здесь, когда прибудет Лири. Ланселот берет нас обоих в поход с собой в Харлек.

– Что? – Анлодда широко открыла глаза. – В Харлек?!

– Я слышал, как он разговаривал с Артусом. Там юты, и их нужно оттуда выбить. Вроде бы так. Твой отец прислал Артусу послание с просьбой выслать ему на подмогу Ланселота, Кея и Бедивира, чтобы они прогнали ютов. Почему-то легат желает захватить с собой нас – тебя и меня.

– Что же ты молчал? Мог бы сказать такие важные вести, а ты позволил мне тут бормотать невесть что, что лучше было бы и не говорить!

Поблизости послышались знакомые шаги… Кто-то постучал в стену. Корс Кант выглянул.

Вот тебе и раз!

– А-а… Принц Ланселот! Миледи, принцесса Гвинифра… – прошептал юноша, не приглашая пришедших войти.

Анлодда закашлялась, забежала за спину Корса Канта. «Наверное, снимает кемизу Гвинифры», – решил бард, безмерно страдая из-за того, что не осмеливается обернуться и посмотреть на то, как она раздевается.

– Корс Кант, – еле слышно выговорил герой. – Принцессе и мне.., нужно где-то.., поговорить.

Он усмехнулся. Корс Кант кивнул. Они оба все прекрасно понимали.

Питер осторожно спускался по лестнице после разговора с Артусом, сжимая в руке загадочную бутылку. «Вино? Не его ли имел в виду Кей? Пахнет как-то странно. Отравленное? Для кого оно?»

А что искал в его комнате Артус, ведя разговор о Куге? Свою жену или эту бутылку? Нет, что-что определенно прогнило в Британском королевстве.

Но если Артус искал бутылку, что бы там ни было в ней налито, как он мог ее не заметить, когда она стояла на всеобщем обозрении на столе?

Питер никогда не верил в миф о проглоченном письме, поэтому, обыскивая комнату, он начал с самых очевидных мест, а уж потом шаг за шагом осмотрел каждый угол. Ну разве только Артус сам не знал, что ищет…

Но гораздо сильнее Питера тревожило другое: может ли он полагаться на Кея и Бедивира в сражении? Разговор в уборной не выходил из головы. Что конкретно имел в виду Кей? На самом деле, почему бы легионам Ланселота и кавалерии Бедивира не выступить под знаменем, на котором намалеван золотой вепрь Кея?

По крайней мере Кей мечтал о том, что Ланселот присоединится к нему, поэтому вряд ли бы Кей и Бедивир подвели Питера. Ну а если бы они вздумали убить Меровия и свалить все на саксов? Что, если бы они взяли да и попросили Питера помочь им в этом? Судя по тому, что Питер знал об истории – о той истории, которая в конечном счете вела к созданию Англии, а не к рождению необитаемого леса, мог он отказаться? Мог позволить Меровию остаться в живых?

Никакого альянса между Меровием и Артусом на самом деле никогда не существовало, как не существовало никакой «Кельтской Римской империи» и «Pax Britannicus». Питер постарался избавиться от мыслей о предательстве интересов страны. Его крайне интересовало: кого мучают эти мысли – его или варвара Ланселота, то и дело вырывавшегося на волю и пытавшегося водвориться на законное место обладателя собственного сознания.

У подножия лестницы кто-то резко ухватил его за рукав и рванул на себя. Питер пригнулся, схватил невидимого человека под локоть, выпрямился.., и вытаращил глаза – перед ним стояла принцесса Гвинифра. А он, оказывается, успел кинжал наполовину выхватить из ножен…

Он удержал ее под локоть, не дав упасть, и тут же отпустил руку.

– Принцесса! Ты напугала меня! Мои извинения.

– О, Ланселот, ну и проворен же ты! Но не мог бы ты действовать помедленнее, когда того потребует обстановка, а?

– Порой поединок длится несколько часов, и только потом удается нанести смертельный удар, – пробурчал Питер. «Тупица, – ругал он себя. – Вот опять ты позволил ей втянуть себя в бесконечный флирт!»

Одета она была очень скромно. Простенькая белая кемиза, подпоясанная обычным кожаным белым ремешком. Ну прямо-таки девственный вид. Ланселот снова вырвался на волю и похотливо заурчал.

«Нет! Питер! Я Питер Смит, никакой не Ланселот!»

– Девственница-весталка, светлейшая чистота. Желаешь запачкаться?

– Хотела одеться в черное с серебром – платье, вышитое красными драконами. Но моя вышивальщица сказала, что оно нуждается в починке и забрала его. Я хотела так нарядиться для тебя – ведь черное с серебром – твои цвета?

– Правда, о прелестная девственница? А ведь это тебе я обязан этими цветами! «Господи, Богородица пресвятая, неужели это я сказал? Я? Или Ланселот?»

Он ожидал новой фразы от Гвинфры, на которую ему надо будет ответить. А она нанесла ему удар ниже пояса.

– Я.., я ждала тебя, – сказала она и посмотрела ему прямо в глаза.

– Правда? Это хорошо, – промямлил Питер. «Что же я творю? Я же непоколебим, неуязвим, недоступен!» А вдруг ему это понравится? Что тогда?

«О Боже, что я творю? Кто говорит моими устами? Я сам или все-таки Ланселот?»

– Ну же! – Гвинифра сжала кулаки, она вся дрожала от страсти.

«Нет, драгоценнейшая любовь моя. У меня ужасное предчувствие: наша любовь доведет Артуса до могилы». Вот так, правильно. Сознание работало четко, оно должно спасти его от искушения. «После смерти Dux Bellonim вся Европа скатится в варварство, которое продлится тысячу лет!»