правительство попавлинуплинцев. Оно рассыпалось, как старый шкаф при переезде вместе со всем, что пылилось в нем.

Потом акционеры общества «Ничегостров Сокровищ и К0» были новым правительством незамедлительно брошены в тюрьмы, помыслы этого нового правительства страны были столь же грязны, как поползновения прежнего, но создание политического мнения у населения обязывает к некоторым уступкам.

А так как Генеральный Казначей загадочным образом исчез из обращения, то сведущие люди, по обыкновению, свалили на его нерадение всю ответственность за злополучную экспедицию.

Его обвинили в том, что он специально замыслил разрушить мост и ускользнуть, поджав хвост, на корабле-призраке, кстати перворазрядном, предварительно погрузив на него последние золотые самородки с этих несчастных, тощих и ничтожных копей, которые не стоили стольких страданий.

Приличия, таким образом, были соблюдены, и Генеральный Казначей, который так предательски смылся, был приговорен, кабы он когда-нибудь объявился, к повешению или расстрелу по его усмотрению.

Но он больше не появился.

А на остров вернулось счастье после печалей и бед — и он снова стал маленьким шалопутом, неизвестным, презренным, заброшенным Островом, Которого Нет.

И вновь Карусель смогла закружить. И вновь можно было любить, веселиться, работать — жить.

А так как люди с Великого Континента, покидая остров, оставили звуковое кино, то, худо-бедно, островитяне начали его крутить, поскольку хотели раскусить, что это за штука такая.

Штука показывала хронику, и военные парады, и учебные ленты по охоте на павлинов.

Тогда островитяне сами себе сняли кино — ведь они все для себя делали сами давным-давно.

Луна освещала белый экран, натянутый во всю ширь прибрежных скал, и они смотрели мало-помалу все, что приходило им в голову, все, что на сердце у них лежало.

Там было всякое: и глупое, и смешное, и красивое, и грустное, и всегда в черно-белом или цветном варианте.

И вновь распахнулись все двери радости, счастью, надежде на острове, который теперь одни называли Новым Счастливым Островом, а другие, не мудрствуя лукаво, — Островом Как Прежде.

РОБЕР ДЕ ЛА БИШ

ДОРОГА КАКАО

Была на свете одна страна, где солнце светило так ярко, что люди ходили почти совсем голыми, и кожа была у них такая черная, что называли их африканцами.

Белые люди тоже жили в этой стране. Но не везде. Например, они никогда не появлялись в поселке Мбассикро, в котором — как это видно по его названию — жили мбасси. Именно поэтому мбасси и сохранили нетронутой свою цивилизацию. Когда умирал король, они хоронили вместе с ним заживо еще триста человек: им нравилось быть большими роялистами, чем король; еще они бросали в реку сердце, вырванное у девственницы, чтобы задобрить бога рыбной ловли, если не клевала рыба, и представьте себе — помогало! — голод и в самом деле отступал, когда они доедали остатки жертвы. Будучи людьми практичными, они заставляли работать жен и продавали дочерей. Последнее свидетельствует как о большом уважении к семье, так и о несомненной мудрости: женились, как правило, рано, чтобы дочерей было побольше, и усердно заботились о своих супругах и дочерях: ведь первых недешево купили, а вторых намеревались продать подороже. Рождаемость, которая, как всем известно, является критерием нравственности, была огромной: в надежде на появление дочери сыновьями не пренебрегали тоже — ведь сыновья потом могли сами купить чьих-нибудь дочерей. Если у незамужней дочери вдруг рождалась дочь, все были только довольны: ведь она приносила дому столько же благосостояния, сколько и свидетельств своей сноровки.

А раз они не боялись всеобщего осуждения, то и не были суровы к мужчинам, которые, благодаря этому, могли рассчитывать на несколько женщин сразу. И все были счастливы. Так процветал этот принцип первичности семьи — вот редкостный пример успеха законодательств! — к удовольствию каждого и никому не в ущерб. И такое вот превосходное положение дел было счастливым отражением благополучия и справедливости в природе: солнце сжигало то, чего не сумел задушить лес, работа, тягостная из-за невыносимой жары, была, впрочем, совершенно бессмысленна и ни у кого не вызывала уважения, а фруктовые деревья не заставляли упрашивать себя одиннадцать месяцев в году, чтобы затем соизволить наконец даровать бесполезное многообразие водянистых фруктов, а целый год производили питательные плоды.

Айсату была самой красивой девушкой в Мбассикро. Никто точно не знал, сколько ей лет, но одно было несомненно: для замужества в самый раз. С тех пор как к ней пришла первая кровь, она сменила одежду девочки — узкий пояс, украшенный жемчугом и разноцветными лентами, — и оделась, как настоящая женщина: от талии до колен.

Айсату была самой красивой девушкой в Мбассикро, но и самой капризной. Поклонников у нее было много, но, вместо того чтобы удовлетвориться дарами, которые те могли принести ее родителям, она заявила, что уступит лишь тому, кто принесет самый редкий и изысканный подарок; а всякий знает, как трудно изобрести свадебный подарок, который не смогли найти десятки претендентов до тебя. Поначалу в ее хижину приносили самые обычные подарки, всякие там бивни слона, звериные шкуры, золотые самородки и сростки алмазов, но надо же быть полным идиотом, чтобы обращать внимание на то, что валяется у всех под ногами… Понимая, что так легко не отделаешься, претенденты отправились в город искать что-нибудь эдакое.

Первый принес патефон. С воображением у него было не очень: ведь всем кругом известно, как африканцы любят патефон. В глубине души Айсату была довольна, но даритель нравился гораздо меньше, чем подарок, и, кроме того, в Давукро — всего в тридцати километрах отсюда — уже был патефон. Еще ей подарили швейную машинку, велосипед, аквариум… А через несколько дней, когда влюбленные трепетали от ожидания, она раздарила все эти подношения своим подругам, публично демонстрируя тем самым свое презрение.

Самого пылкого ее воздыхателя звали Саиду, но он был не очень изобретателен и, по всей вероятности, не имел больших шансов на успех, потому что был скорее поэтом. Он до сих пор так ничего и не преподнес, разве что с полдюжины красивых птичек да нескольких зверей, попавших к нему в капкан; Айсату съела их безо всякой благодарности. Тем не менее, в глубине души он все же надеялся на блестящий реванш. Но Саиду чуть было не расстался со всеми своими мечтами, и свет почти померк в его глазах, когда один из кандидатов однажды принес пылесос с бензиновым двигателем. Никогда еще ни один африканец пылесоса не видел. Что, впрочем, не помешало Айсату тут же найти ему применение. Заменив камеру для пыли лоханкой, она сделала запас воды из неглубокого колодца.